Смерти смотрели в лицо

— Вижу, все вижу,— перебила Чистякова.— Пойдемте к нам. Попьем чаю. Мама всегда готовит к моему приходу.

Жидкий суп из пшеницы, а потом чай на мяте подкрепили силы Богоявленской, и она собралась домой.

— Нет, нет,— запротестовала Ирина Васильевна. Пришлось Августе Гавриловне подчиниться.

— У меня к вам большая просьба,— сказала она.— Я забегала к Анакиным. Их невестка со слезами бросилась ко мне: «Не хочу работать на немцев. Копать эти проклятые окопы. Помогите избавиться от них». Нельзя ли что-нибудь придумать, Ира?

Чистякова взяла со столика портфель, порылась в нем и достала чистый бланк со штампом больницы. Написала справку о том, что Анакина после перенесенной дизентерии нетрудоспособна.

— Вот, передайте ей,— сказала врач.— А если возникнут недоразумения, приходите прямо ко мне.

— Я смотрю на вас, Ира, и не налюбуюсь. У вас столько доброты, мужества и элегантности.

— Ну, зачем вы так?

— Да, да... Я восхищена вами и горжусь, что мы работаем вместе.

— Если кто силен духом, так это вы,— возразила Чистякова.— Меня ведь не подозревают, что я партизанка. И никогда не будут подозревать. Утром, я надеваю шелковое платье, на пальцы кольца, на шее гранатовое ожерелье, беру портфель с листовками и отправляюсь на работу. Представляете? Полицейские, глядя на меня, почтительно сторонятся, думая, что я немецкая фрау.

Они дождались ночи. Ольга Александровна ушла в свою комнату и легла спать. Августа Гавриловна рассказала о знакомстве со Шведовым, о своем намерении уйти за линию фронта. Ирина Васильевна доложила, что печатание сводок идет нормально, тексты она получает регулярно.

— Вы представляете, какой переполох наделал недавно Костя? — шептала Чистякова.— Поднял всех на ноги!

Аввакумов устроился работать пожарником в клубе «Металлург», где демонстрировали фильмы. Ирина Васильевна дала ему пачку листовок. Во время сеанса Костя залез на чердак и бросил в отдушину десятка полтора прокламаций. В зале поднялся шум, зажгли свет. Появились жандармы и стали у выхода. Аввакумов скатился по внутренней лестнице в подсобное помещение и остаток листовок положил под урну в уборной.

Зрителей начали обыскивать и выпускать по одному, Костя открыл двери на другой стороне зала, и те, у кого были заветные листки, ушли.

— Отчаянные у нас люди,— закончила рассказ Ирина Васильевна.— Но мы отвлеклись. Пора браться за дело.

Она достала из-под столика, накрытого длинной скатертью, пишущую машинку, поставила ее на кровати. Дверь занавесила теплым одеялом и села на маленькую скамеечку перед машинкой.

— Ни пуха, ни пера,— прошептала Богоявленская и вышла в коридор.

Опустилась на крылечко и вытянула уставшие ноги. Тишина обволокла землю, высоко в небе перемигивались звезды, такие привычные и непостижимо загадочные... За спиной слышался стук машинки. Августа Гавриловна напряглась: Ирина ведь каждую ночь печатает листовки, а она сидит на стреме от случая к случаю.

Кто-нибудь услышит машинку — и произойдет непоправимое. «Что-то нужно придумать... Если бы среди полицейских был свой человек. Постой-ка, Лютому в Доле оставаться нельзя. А если его попросить? В интересах дела пусть поступит в полицию».

Небо рассек яркий луч прожектора. Где-то далеко-далеко послышался гул мотора. Еще один светлый столб поднялся в зенит. Августа Гавриловна позвала Чистякову. Гул русских самолетов уже явственно слышался над головой. Блестящие кинжалы прожекторов скрестились.

— Дудки! — азартно прошептала Ирина Васильевна.— Не поймаете нашего Ивана. Не поймаете... А вы, родные соколы, бомбите, сильнее бомбите этих зверей!

Вскоре Богоявленская узнала, что Ломоносов передал Поляковой полученные у Шведова листовки. На раннем рассвете Татьяна пошла к общежитию добровольческого батальона и в открытое окно бросила прокламации спящим солдатам. Весь день они шушукались меж собой. Кое-кто подальше спрятал призыв подпольщиков переходить на их сторону.

На конспиративной квартире Шведов снова увиделся с Ломоносовым и Дмитриевым. Он дал им задание похитить машину из гаража на Второй линии.

— Вы подключитесь к группе Бородача. Встреча завтра в двенадцать в горсаде.

— Днем? — удивился Дмитриев.

— Вы, надеюсь, будете в форме. Подойдете к Бородачу и поздороваетесь по-немецки, а прикурить попросите на русском языке. Это будет пароль,— сказал командир.— Бородача узнаете сразу. Высокий, с окладистой черной бородой. Тоже в форме.

В отряде появился типографский шрифт. Его достал через своего тестя Арутюнян. Знакомый шофер сказал Шведову, что видел в гараже печатный станок.

К приходу Вербоноля, Дмитриева и Ломоносова возле гаража уже дежурили Борисов и Оленчук. Был обеденный перерыв, один слесарь-немец возился со скатом. Подпольщики обшарили все закоулки в помещении, но станка нигде не обнаружили. На ремонтных канавах стояло три грузовика. Две легковых оказались без аккумуляторов. У пяти машин не хватало то ската, то руля, то коробки скоростей. Вербоноль с досады выругался.

Дмитриев обнаружил бочку с маслом в гараже и предложил:

— Вот бы поджечь.