Смертная чаша весов

Барон задумчиво посмотрел на медичку, но не стал продолжать разговор. Эстер нарвала букет ноготков, и Олленхайм вместе с нею направился к дому.

* * *

Виктория приняла извинения Роберта и спустя два дня пришла снова. Мисс Лэттерли думала, что она станет держаться неуверенно, опасаясь новой вспышки негодования больного, вызванной страхом перед грядущим, и думая, что эта вспышка будет направлена против нее, потому что, по его мнению, ее чувства не столь уязвимы, как родительские.

Эстер стояла за дверью умывальной и слышала, как горничная провела Викторию в его комнату.

– Спасибо, что вернулись, – сказал молодой Олленхайм твердо, хотя и несколько смущенно.

– Мне самой хотелось прийти, – застенчиво ответила мисс Стэнхоуп, и сиделка разглядела ее спину в дверную щель. – Мне нравится ваше общество.

Лэттерли не могла видеть лицо Роберта и не знала, что он улыбался.

– Что вы принесли на этот раз? – спросил он. – Повествование о сэре Галахаде? Пожалуйста, садитесь. Извините, что сразу не предложил. У вас замерзший вид. На улице холодно? Хотите, я позвоню, чтобы принесли чай?

– Спасибо, да, хочу, – согласилась девушка, но тут же передумала: – Впрочем, нет. Я предпочла бы позже, если можно, когда и вы захотите.

Она осторожно села, поправила юбки, стараясь не нагибаться, и добавила:

– И я принесла не легенду о Галахаде. Я подумала, что пока читать ее, наверное, не стоит… Но у меня с собой пара книжек совсем другого рода. Вы не хотите послушать что-нибудь смешное?

– Еще что-нибудь Эдварда Лира?

– Да нет, гораздо более древнее. Не хотите послушать Аристофана?

– Понятия о нем не имею, – ответил Роберт, принужденно улыбаясь. – Звучит как-то тяжеловесно. Вы уверены, что это смешно? Вы сами, когда читали, смеялись?

– О да, – быстро ответила Виктория. – Здесь рассказывается о том, как смешны люди, воспринимающие себя до ужаса серьезно. Мне кажется, что когда мы теряем способность смеяться над собой, то утрачиваем душевное равновесие.

– Вы так думаете? – как будто удивился Олленхайм. – Мне всегда казалось, что в смехе есть нечто фривольное и что это способ бежать от скучной, но такой реальной действительности.

– О, вовсе нет! – горячо возразила Стэнхоуп. – Иногда со смехом говорят о самых важных реальностях жизни.

– Значит, вы считаете, что чем абсурднее, тем реальнее? – Теперь в голосе ее собеседника звучал не скепсис, а удивление.

– Нет, я не это имею в виду, – объяснила Виктория. – Я имею в виду не саркастический смех, принижающий и обесценивающий, а смех комический, который помогает нам понять, что мы такие же люди, как все остальные, ничуть не более важные и значительные для мироздания. Смешно, когда случается что-нибудь неожиданное, выходящее за рамки. Мы смеемся, потому что все получается не так, как мы думали, и перед нами выявляется вся несуразность ситуации. Разве такой смех – это не проявление душевного здоровья?

– Я никогда не думал об этом в таком ракурсе… – Роберт повернулся к ней с очень сосредоточенным видом. – Да, это, наверное, лучший вид смеха. Как вы додумались до этого? Или кто-нибудь вам подсказал?

– Я сама много об этом думала. У меня было немало времени для чтения и размышлений над прочитанным. В книгах есть нечто магическое. Как будто слышишь голоса величайших людей, когда-то живших повсюду, в разных странах, при разных цивилизациях… Можно сравнивать, в чем между ними различия, и понимать то, о чем раньше и не подозревала.

Мисс Стэнхоуп говорила убежденно и взволнованно, и Эстер могла разглядеть в дверную щель, что она наклонилась к постели и молодой человек улыбался, глядя на нее.

– Так читайте же мне вашего Аристофана, – сказал он мягко. – Перенесите меня ненадолго в Грецию и заставьте смеяться!

Гостья откинулась на спинку стула и открыла книгу.

Эстер взялась за шитье и вскоре услышала, как Роберт громко рассмеялся. Через минуту его смех раздался опять.

* * *

Вскоре Олленхайм-младший окреп, стал меньше нуждаться в постоянном уходе, и его сиделка получила возможность покидать Хилл-стрит. При первой же возможности она написала Оливеру Рэтбоуну и осведомилась, нельзя ли ей навестить его в конторе на Вер-стрит.

Адвокат ответил, что рад будет с ней увидеться, но встреча должна быть ограничена временем ланча, из-за того что он очень много работает над делом, которое сейчас готовит к судебному процессу.

Поэтому Эстер явилась к нему в полдень. Он шагал по кабинету взад-вперед, и его лицо носило печать усталости и непривычной тревоги.

– Как приятно вас видеть! – сказал Оливер с улыбкой, когда клерк ввел девушку в кабинет и закрыл за ней дверь. – Вы хорошо выглядите.

Это было ничего не значащее замечание, простая любезность, не требующая непременно искреннего ответа.

– А вы – плохо, – сказала Эстер и покачала головой.

Ее друг резко остановился. Не такого приветствия он ожидал. Замечание было бестактным даже для мисс Лэттерли.

– Вас беспокоит дело графини фон Рюстов, – сказала она, чуть заметно улыбнувшись.