Смертная чаша весов

— И эти сторонники независимости назвали вас своим лидером? — уточнил Рэтбоун.

Рольф посмотрел на адвоката так, будто не понял ни слова из того, что тот сказал.

Оливер подошел поближе, чтобы сосредоточить на себе его внимание.

— Граф Лансдорф, ваша сестра, герцогиня Ульрика, разделяет ваше мнение?

— Да.

— А ваш племянник, наследный принц Вальдо?

Лицо графа осталось непроницаемым, но его еще сильнее застывшая фигура позволяла угадывать его чувства.

— Он придерживается иного мнения, — признался Рольф.

— Разумеется, иначе он давно возглавил бы вашу партию и в возвращении принца Фридриха не было бы необходимости. Как я понимаю, здоровье его величества герцога вызывает серьезные опасения?

— Наш король серьезно болен. Он угасает, — признал Лансдорф.

Рэтбоун чуть повернулся и как бы посмотрел на свидетеля с другой стороны.

— Ваше стремление вернуть принца Фридриха легко можно понять, сэр. Я думаю, что каждый мог бы посочувствовать вам, окажись он в вашем положении, и действовал бы точно так же. Однако трудно понять — а мне лично даже невозможно, — почему нелюбовь к принцессе Гизеле оказалась настолько велика, что от нее невозможно было отказаться даже ради возвращения принца на родину. Это для меня вообще лишено всякого смысла. — Юрист посмотрел на Гизелу. — Принцесса — очаровательная женщина, она была прекрасной женой принцу Фридриху, верной, благородной и остроумной, а ее дом был одним из самых гостеприимных в Европе. Никто никогда не промолвил о ней ни единого плохого слова. Почему вы были готовы пожертвовать успехом вашей борьбы за независимость, только бы не допустить возвращения принцессы вместе с мужем?

Граф Рольф по-прежнему стоял по стойке «смирно», и его опущенные вдоль туловища руки были словно приклеенными.

— Сэр, это давняя история, которой не менее двенадцати лет. Вам же известны из нее лишь последние несколько месяцев, — сказал он сухо. — Надеяться на то, что вы ее поймете, было бы по меньшей мере несерьезным.

— Я должен ее понять, — настаивал Рэтбоун. — И суду это тоже необходимо.

— Я так не считаю, — решительно возразил свидетель. — Это не имеет никакого отношения к смерти принца Фридриха или к клеветническому обвинению графини фон Рюстов.

Судья, наморщив лоб, внимательно посмотрел на Рольфа, однако, когда он заговорил, тон его был предельно вежлив:

— Вы не можете судить об этом, граф Лансдорф. Вы находитесь в английском суде, и здесь я буду решать, что необходимо, а что нет, в соответствии с нашим законодательством. А эти двенадцать джентльменов, — он указал на присяжных, — будут обсуждать и решать, что, по их мнению, является правдой. Разумеется, я не могу принудить вас отвечать на вопросы сэра Оливера. Я только могу предупредить вас о том, что если вы не станете отвечать, то заставите суд поверить в то, что ваше молчание означает сокрытие фактов. Убийство — это уголовное преступление, караемое смертной казнью. Оно совершено в Англии и рассматривается ее судом. Виновные в нем также будут судимы по законам Англии.

Граф побледнел.

— Я не знаю, кто и почему убил принца Фридриха. Задавайте ваши вопросы. — Он не добавил «и черт с вами», но, судя по выражению его лица, видимо, хотел сказать именно это.

— Благодарю вас, ваша честь, — сказал Рэтбоун, глядя на судью, а затем снова повернулся к Рольфу. — Знала ли принцесса Гизела о ваших переговорах, граф Лансдорф?

— Если она узнала об этом, то только не от меня. Мне неизвестно, рассказал ей это принц Фридрих или нет.

— Вы не заметили этого по ее поведению? — удивленно спросил адвокат.

— Она не из тех женщин, чьи чувства можно прочесть по лицу, — холодно произнес свидетель, даже не посмотрев в сторону Гизелы. — Я не знаю, чем можно было объяснить, что принцесса была… — Он помедлил, подыскивая нужные слова. — Была весела и спокойна на этом ужине: то ли ее неосведомленностью о цели нашего приезда, то ли уверенностью в том, что принц Фридрих никогда ее не оставит.

— Вы и прежде бывали на таких званых вечерах, граф Лансдорф?

— Только не на тех, на которые приглашались принц Фридрих и принцесса Гизела. Ведь я брат герцогини. А принц предпочел изгнание своему долгу перед нашей родиной, — надменно ответил граф. Выражение его лица и тон, которым это было сказано — жесткие, чеканные слова, — не оставляли сомнения в том, какие чувства он испытывает к своему племяннику.

— Итак, из этого мы можем предположить, что принцесса не сомневалась в том, что муж не оставит ее? — уточнил Оливер.

— Вы можете делать любые предположения, сэр, — пожал плечами Рольф.

Харвестер мрачно улыбнулся. Рэтбоун поймал его взгляд и решил изменить тактику.

— Граф Лансдорф, — снова начал он расспросы свидетеля, — вы были наделены правом принимать решения, касающиеся условий возвращения принца Фридриха или возможных уступок ему? Или вы должны были все согласовывать с герцогиней?