Смертная чаша весов

Девушка вошла, села и сделала такое движение, словно хотела поправить юбку. Новый стальной обруч иногда мог поставить ее в неловкое положение, хотя был лучше прежнего, сделанного из кости. А потом она усилием воли заставила себя пренебречь условностями и позволила складкам юбки лечь, как они того хотели.

Эстер ожидала неизбежного «как вы себя чувствуете?», и Роберт тоже приготовился дать на этот вопрос традиционный ответ.

— Полагаю, что теперь, когда лихорадка и сильные боли прошли, вам стало ужасно скучно? — спросила Виктория. Когда она говорила, у нее немного дрожала голова.

Олленхайм удивился, а потом широко улыбнулся.

— Вот не ожидал от вас такого вопроса! — заметил он. — Да, мне скучно. И я ужасно устал уверять всех и каждого, что чувствую себя нормально и гораздо, гораздо лучше, чем на прошлой неделе. Конечно, я читаю, но иногда у меня в ушах начинает звенеть от тишины и мое внимание отвлекается. Мне хочется звуков, мне хочется что-то слышать. Я устал от того, что являюсь объектом действий других людей, а сам бездействую.

Внезапно он покраснел, поняв, что чересчур откровенен с почти незнакомой молодой женщиной.

— Извините! Вы же пришли сюда не только потому, что добры и просто желаете выслушать мои жалобы. Но ко мне все очень, очень добры, это так!

— Конечно, добры, — согласилась Виктория, тоже улыбаясь и в первый раз выглядящая раскованной. — Но этим ничего нельзя изменить. А что вы читали?

— «Тяжелые времена» Диккенса, — ответил он, поморщившись. — Признаюсь, это не слишком веселое чтение. Разумеется, мне жаль этих людей, — добавил он поспешно. — Но с ними мне не по себе. Я засыпаю, и мне снится, что я тоже живу в Коктауне.

— А можно мне принести вам что-нибудь другое? — предложила Стэнхоуп. — Может быть, что-нибудь веселое? — Она перевела дыхание. — Вы читали «Книгу нонсенса» Эдварда Лира?

Больной удивился.

— Нет, но думаю, мне она понравилась бы. Во всяком случае, она может стать прекрасным убежищем от реальностей Коктауна.

— Именно так, — подтвердила Виктория, — в ней представлены все виды комической чепухи и странные типы вроде старой особы из Лидса и старика с Запада.

— Пожалуйста, принесите! — оживился Олленхайм.

— И в книге есть, конечно, рисунки, — прибавила его гостья.

Эстер была довольна. Она потихоньку вышла из комнаты и спустилась в холл, где ее ожидала Дагмара.

* * *

Виктория Стэнхоуп посетила Роберта еще два раза, и каждый раз оставалась у него все дольше.

— Мне кажется, ее присутствие идет ему на пользу, — сказала баронесса Олленхайм, когда горничная проводила гостью к Роберту в четвертый раз. — Он, по-видимому, очень рад ее видеть, а она очень милое дитя и была бы просто хорошенькой, если бы… — Тут она запнулась. — О господи, как это безжалостно с моей стороны, правда?

Они с мисс Лэттерли стояли в саду, освещенные ранним осенним солнцем. Это была очаровательная комната с металлической, выкрашенной в белый цвет, мебелью, затененная пальмами в кадках и широколистными тропическими растениями. Воздух был напоен сладким густым ароматом поздних лилий.

— В ее семье произошло нечто ужасающее, — добавила баронесса печально. — Боюсь, это лишило ее, бедняжку, всех шансов на благополучное будущее.

Дагмара, естественно, имела в виду шансы Виктории на замужество. Другой желанной жизненной цели для благовоспитанной молодой девицы не существовало, если только она не была очень богата или не обладала выдающимся талантом либо великолепным здоровьем и одновременно жгучим желанием потрудиться на ниве благотворительности. Эстер не сказала матери Роберта, что шансы мисс Стэнхоуп на эти перспективные для женщины поприща были уничтожены задолго до того, как ее семью постигли позор и поношение. Только сама Виктория могла решить, рассказать обо всем или сохранить свою историю в тайне. Будь сиделка на ее месте, она никогда и никому не рассказала бы ничего.

— Да, — ответила она, — наверное, вы правы.

— Как же это несправедливо! — слегка покачала головой Дагмара. — Никогда не знаешь, что тебя ждет впереди. Полтора месяца назад я и предположить не могла, что с Робертом произойдет несчастный случай. И теперь я не знаю, что нас всех ожидает.

Она не смотрела при этом на Эстер, возможно, намеренно, и после мгновенного колебания, словно не желая слышать, что ей ответят, поспешила добавить:

— Бедная принцесса Гизела должна чувствовать то же самое. Год назад в это время она имела все, чего только могла пожелать. Мне кажется, все женщины на свете ей завидовали, хотя бы немного. — Женщина улыбнулась. — Что касается меня, то это так. Разве все мы не мечтаем, чтобы нас любил красивый и обворожительный мужчина — и любил так страстно, что даже смог бы отказаться от короны и трона, только бы не разлучаться?

Медсестра вернулась мыслью в свои восемнадцать лет и вспомнила о своих тогдашних мечтах.

— Да, наверное, так и есть, — ответила она нерешительно и со странным желанием защитить ту девушку, которой когда-то была. Юная мисс Лэттерли чувствовала себя такой умной и неуязвимой и в то же время отличалась невероятной наивностью.