Смертники доброй воли

— Я знаю, что бы ни случилось, так или иначе оно кончится так, как должно. И не имеет значения, сколько придётся за это заплатить, — твёрдо сказал терас, и Джей поджал губы, отводя взгляд.

— Каждый верит во что-то своё, Джей, — мягко сказал Рэкс, и невыносимо было видеть понимающую, мудрую улыбку на устах того, чьего сына Джей совсем недавно оставил калекой и чьи ожидания он не задумываясь втоптал в грязь. — Не может быть одной единственно правильной точки зрения. Я свою выбрал и от тех, кто имеет доступ ко мне и тому, что я строю, требую того же. Мы будем ждать твоего возвращения.

Молча Джей протянул Стиану папку с оставшимися листами — письменным изложением ранее им сказанного, — поклонился, кивнул сожалеюще следящему за ним Теодору — похоже, его взяли для служебной и психологической практики — и покинул кабинет.

Билеты на поезд в Канари он взял ещё утром, и до отправления оставалось четыре часа. Забрав из выделенного ему кабинета сумку, Джей пешком пошёл на междугородный автобус до Хайрова.

Самое страшное осталось позади, теперь всего-то нужно было решить, как жить дальше.

Первым, что Адамас увидел, проснувшись, был абсолютный, непроглядный мрак. Ему подумалось, что он забыл открыть глаза, но он никак не мог почувствовать век, чтобы поднять их. Остальное тело тоже почти не отвечало на привычные приказы, более-менее сносно работал только слух: справа что-то монотонно пищало с интервалом в две-три секунды и, ещё дальше, знакомо щёлкало, будто кто-то непрерывно давил на сенсорные клавиши смартфона. Это был какой-то жуткий, никак не уходящий сон, когда ты не можешь пошевелиться, а каждый звук заставляет обмирать от ужаса, и Адамас в подступающей панике начал по внутренним ощущениям искать собственную левую руку. С замедлением отозвался один палец, потом второй, наконец он с усилием сумел поднять её и ущипнуть себя за предплечье другой, тоже уже осознаваемой им руки.

Ничего не изменилось. Адамас поднёс руку к голове, нащупал повязку, но, так и не поняв, что это значит, заводил кистью перед глазами, надеясь уловить хоть какую-то смену света и тени.

Щёлканье справа прекратилось, и кто-то резко схватил хорона за движущееся запястье.

— Хватит! — зло потребовали от Адамаса, и он прекратил шевелить рукой, с удивлением узнав говорящего.

— Кристиан? — недоверчиво спросил хорон. — То есть это не сон?

— Разве что кошмар, который никогда не кончится, — нехорошо хмыкнул Кристиан, выпустил его запястье, и рука, на этот раз не пожелавшая послушаться Адамаса, тяжёлым грузом свалилась ему поперёк груди.

— Что ты здесь делаешь?

— Жду, когда ты придёшь в себя, дорогой кузен. Чтобы прежде, чем остальные убедят тебя в том, какой ты несчастный святой мученик, открыть тебе глаза… Ой, прости, я не хотел напоминать тебе о твоих глазах! — он пугающе глумливо рассмеялся, и Адамас всё вспомнил.

Осознание того, что всё по-настоящему и что отныне он на всю оставшуюся жизнь слепой, чуть вновь не стоило ему сознания. Лихорадочно он начал ощупывать голову, наполовину замотанную и в тон звучащему рядом писку монотонно гудящую, однако нашёл всё ту же плотную повязку — и глухую боль в тех местах, где по глазам и лбу прошлись лезвия Брутуса. Чтобы не закричать от отчаяния, он впился зубами в собственный кулак, и Кристиан опять заговорил:

— Что, боль недостаточно чувствуется? Всегда знал, что ты мазохист. То есть нет, садомазохист, потому что ты всегда делал так, чтобы ни себе, ни людям!

— Они ведь ушли? — заставил себя отпустить руку Адамас. — Брутус, Хас, Шштерны?

— Да, ушли. Кто бы сомневался! А ты — ты всё запорол!

— Я - запорол?

— Да а кто же ещё? Небось принял в последний момент старую сторону, вот тебя Брутус и наказал! Скажешь, я не прав?.. — шипящий голос кузена вдруг зазвучал у Адамаса над самым ухом. — Мы столько к этому шли. Я — шёл! Зачем ты всё испортил? Опять себя выгораживаешь?

— Кристиан…

— Что — Кристиан?! Мой единственный шанс наконец поучаствовать хоть в чём-то великом — и ты передумал! Знаешь, слепота — это дёшево ты отделался! Лучше бы он тебе спину переломил, предатель!

У Адамаса закружилась голова: он и не подозревал в своём брате, лучшем друге такой ненависти. Судя по шуму, Кристиан встал со стула, на котором сидел, резко отодвинув его, и заходил из стороны в сторону.

— Мы могли стать правителями нового мира! — распалялся он. — Я мог стать! Как меня достало вечно быть в твоей тени! Вечно оглядываться на твоего невозможно высокого папочку — почему, почему мой его терпит? Ты же предал все наши общие идеалы и теперь даже не чешешься! Что они тебе такого наговорили, эти отступники? Почему ты их послушал?!

— Брутус хотел забрать мир себе, — Адамас сжал пальцы на одеяле. — А до этого — убить и моего отца, и Аспитиса, и Азата. Хас — лишь его марионетка, слепо следующая за ним. И мы могли стать только такими же.

— Это он тебе сказал?

— Это сказал Ове. Он много чего сказал…

— И ты ему поверил?!