— Так и было, — спокойно признал Эдмон. — Правда, я надеялся, что ты вернёшься к себе. Подобно Кристиану, ты самозабвенно отвергал собственную сущность — не знаю зачем и не хочу знать. Но после того, что было в лагере… Я изменил своё мнение. Я бы поступил там так же. Это было правильно.
— А идти на поводу у врагов было правильно?!
— Хочешь, я приглашу к тебе Домино? — участливо предложил Эдмон, глядя, как Адамас в злости сжимает кулаки. — О, или Рафаэля по телефону. Они тебе объяснят всё по поводу ошибок и их исправления, ты только отца об этом не спрашивай, он не любит повторяться, сам знаешь…
— У тебя и с Домино связь есть?..
— Проще сказать, с кем у меня её нет. Ладно, господа, мне пора, доклад сам себя не подготовит, — Эдмон встал со стула и, сделав шаг к Адамасу, положил ему руку на плечо. — Адамас, что бы ни случилось, ты помни, пока есть люди, которым на тебя не наплевать, можно и нужно сражаться. А у тебя их завались.
Легко поклонившись Бельфегору, Эдмон исчез за дверью. Почти сразу там послышался удивлённый женский голос, узнав который Бельфегор напрягся.
— Ого, я тебя тут лет пять не видела! Какими судьбами, Эдмон?
— Примерно теми же, что и ты, сестра, — ответствовал серьёзным тоном хорон. — Если ты к Адамасу, имей в виду, у него гости.
— Какие ещё гости? — на этом моменте Бельфегор сам себе задал вопрос, случайно ли Леда не сообщила своей дочери о его присутствии, но не сумел на него ответить. — Ну, ничего страшного! Пока, Эдмон!
— До встречи, Миа, — явственно усмехнулся тот, и дверь в комнату открылась, пропуская девушку. Бельфегор немедленно поднялся, а она так и застыла столбом, завидев его.
— Вот это гости, — протянула она и тут же недобро сощурилась. — И что это ты тут делаешь, интересно мне знать?
— Миа, давай без сцен, — подал голос Адамас, и хорони с готовностью кивнула.
— Как скажешь, братик! Выйди, Бельфегор, мне нужно с ним поговорить наедине.
— Всё, что ты хочешь мне сказать, говори при нём, — сухо вставил Адамас, и Миа с раздражённым вздохом закатила глаза.
— Хорошо, Адамас. Больше нас с мамой так не пугай, ладно? Я-то знала, что ты рано или поздно очухаешься, хотя и не ожидала, что от его приезда, — она метнула в сторону Бельфегора недобрый взгляд, и он невольно залюбовался ей. — Но вот мама способна надумать себе что угодно, она и так из-за отца как на иголках… И ещё: постарайся не выбалтывать сэру Пикерову наших семейных тайн. Я уверена: он пришёл сюда точно не для того, чтобы тебя поддержать.
«Сэр Пикеров» прозвучал в её устах так уничижительно, что Бельфегор, по старой привычке — реакции на оскорбления, одновременно снисходительно и с вызовом улыбнулся ей. Сейчас Миа казалась ему ещё прекрасней, чем на базе, хотя и не была накрашена, и выглядела вымотанной донельзя — дядя Цезаря явно не давал ей в обучении поблажек. И тем больнее было слышать от неё такое отношение к себе.
— Миа, ты меня утомляешь, — раздражённо вздохнул Адамас. — Не знаю, что у тебя за претензии к Бельфегору, а главное, на каком-таком основании, но, о чём с ним говорить, я буду решать сам! Если ничего доброго сказать не осталось, попрошу на выход.
— Ты всегда самоотверженно защищал свои игрушки, какими бы странными они ни были, — хмыкнула Миа. — Неудивительно, что Князь тебя обожает. Не забудь к нему зайти, когда решишься покинуть комнату, он очень скучает по тебе, даже я заметила. А твою сиделку попрошу не попадаться мне на глаза. Ужин готов, не пропусти.
Дверь за ней закрылась, и Адамас виновато проговорил:
— Прости. Раньше Миа была добрее. Не знаю, что на неё находит в твоём присутствии.
— Я дурно влияю на некоторых людей, — хмыкнул Бельфегор. — Особенность Пикеровых. Миа меня не обижает.
— Хотел бы я в это поверить.
— Придётся. Я схожу за ужином. Ты не против?
— А ты правда, что ли, моя сиделка?
— А кто ж ещё? — усмехнулся хорон и, стараясь не думать о Миа, пошёл к Леде.
Бельфегор и сам не заметил, как из гостя стал в доме Страховых чуть ли не полноправным членом семьи — и за несколько дней у него в жизни вдруг образовалось целых два места, которые он мог бы назвать родным домом. Несмотря на когда-то сказанное Стианом обида на Адамаса была ещё в нём жива, как он ни старался её проглотить, но тем серьёзнее он относился к своей роли — сиделки, жилетки и учителя новой жизни для сына Рэкса. Бельфегор чувствовал, что нужен и в Управлении — хотя бы для того, чтобы оставшиеся вне войны агенты не забывали, кто их истинный лидер (даже удивительно, как Марку так легко удалось переключить всеобщий фанатизм на себя), — но Адамасу пока он определённо был нужнее. Потому что, как усиленно тот ни делал вид, что с успехом идёт по пути смирения с собственной внезапно обретённой инвалидностью, слишком много в его поведении выдавало, что всё совершенно не так.