Она первым разбудила Ветра, затем рыцарей с бывшими муурианцами, заставила отрывистыми командами взять оружие и переворачивать лицом вверх тех, кто завалился на живот. И вскоре над поляной зазвучал неприятный хруст. Это шпагами и рапирами прокалывали головы разбойникам, кого в глаз, кого в затылок, у основания шеи. Можно сказать, что покровительница лютовала, требуя от Ветра указывать всех, кто осмелился поднять оружие на азнарианок. И юноша, пусть и бледный от творящейся резни, всё ходил и тыкал пальцами в своих недавних подельников по ватаге. Коль сам был правдознатцем, то уж всяко понимал, что соврать богине не удастся.
В сторону тех, кто встал на колени, понеслось строгое предупреждение:
– Вы прощены! Но не смейте встать до моего особого распоряжения!
Вот те и лежали, стараясь не открывать глаз и зажимая уши от неприятного вездесущего хруста.
Примерно из двухсот усыплённых разбойников в живых осталось не более пятидесяти. Про них Ветер, хоть и вздрагивающий от пережитого, заявил твёрдо:
– Они верили в тебя, Милосердная! И не успели совершить ничего, заслуживающего твоей казни! – Следовало признать, что парнишка лишний раз этим подтвердил свою отчаянную храбрость. Потому что богиня выглядела истинной фурией и готова была уничтожить всех усыплённых.
Но к утверждениям Ветра отнеслась покладисто:
– Ладно, начну их сейчас будить, и пусть строятся в центре поляны. Эй! Вы все – тоже в строй! – Это она крикнула тем, кто сразу встал на колени и до них усыпляющий луч не достал. – Оружие оставлять! Буду принимать от вас клятву беззаветного служения!
За всем этим Поль уже давно наблюдал со стороны. Прикончил троих разбойников, самых оголтелых крикунов, у которых морды висельников издалека в глаза бросались. И сомневаться не приходилось, что у ближайших подручных атамана руки по пятки в крови.
На большее его не хватило. И тем более было странно присматриваться к Азе. У девушки явно появилась прогрессирующая мания величия, наложенная на диктаторскую, авторитарную жестокость. Она окончательно переусердствовала с вхождением в роль и теперь выглядела страшно, пугающе чужой и несуразно экзальтированной. Собрав оставленных в живых разбойников вокруг себя этаким кольцом в две шеренги, она стала их яростно отчитывать за грешную жизнь, за попрание справедливости, за поругание собственных матерей, жён, сестёр и дочерей. Не гнушалась крепких словечек, а нескольким, скривившимся после обвинений в лицо мужикам попросту надавала зуботычин. Да таких увесистых, что те с ног падали, а потом поднимались с размочаленными губами или с выбитыми зубами. Правда, после нескольких таких «пощёчин» не то что кривиться перестали или угрюмо хмуриться, а глядели на богиню не моргая. А когда повторяли какие-то слова клятвы (видимо, на ходу сочинённые Азой), то хрипели от усердия, кричали, как на пожаре, и задыхались, словно после бега наперегонки со смертью.
Да ещё и погода словно сговорилась с разгневанной богиней. Небо почернело в преддверии грозы, блистали молнии, гремели раскаты грома, и казалось, что геенна огненная готова поглотить всех грешников в целом и весь Аверс в частности. От такого совпадения даже у самого информированного человека на поляне пробегали по телу непроизвольные мурашки. Каково тогда от страха приходилось местным аборигенам?
Если уж орден азнарианок получил в тот час максимально искренних, рьяных своих приверженцев, то все они как раз находились на лесной поляне. Даже не имея талантов правдознатца, любой глядящий на это действо разумный не усомнился бы в глубокой, священной искренности новообращённой паствы. Да и не просто паствы, а скорей фанатиков возрождающейся веры.
На внешнем периметре кольца стояли редкими статуями двенадцать воинов личной армии Азнары Милосердной. Они клятву не кричали, да и смотрели дисциплинированно в лес, но наверняка повторяли её мысленно, гордясь подобной привилегией.
И только Труммер никак не мог определиться со своим отношением к происходящему:
«Как-то оно всё вырывается из-под моего контроля. И как себя повести отныне? Допустим, я пожалуюсь Кобре на подобное поведение напарницы. Как она на такое отреагирует? И гадать не стоит, что страшно обрадуется. Она-то всё переживала, что маркиза не справится, будет сомневаться, не сумеет действовать жёстко и должным величием. А тут посмотрит видеозапись, выслушает мои кляузы, и… Хм! А что „и“? Наверняка похвалит, наградит Азу, озолотит, а то и старшей в нашей паре назначит. Хорошо это? Не приведи судьба! Как это отразится на мне? Лучше не представлять!..»
Но и оставлять всё как есть было нельзя. Аза Рейна стала творить то, чего попыталась избежать более разумная, опытная и рассудительная Азнара Ревельдайна. То есть насаждать веру в покровительницу не чудесами, добротой и житейской мудростью, а жестокостью, грубой силой и чрезмерным кровопролитием. И не лучше ли тогда уже в самом деле ввести армию в Миён или десяток армий по всему Аверсу да с помощью мечей, магии и винтовок уполовинить бунтующее, впадающее в дикость население?