Смертный приговор

И на этом разговор об Алескере-муэллиме в райкоме закончился раз и навсегда. И для Афлатуна-муэллима было подарком, свалившимся с неба, когда при помощи Алескера-муэллима его самого назначили директором школы. "Афлатун-муэллим уже зрелый товарищ! Его надо выдвигать. Он - представитель трудящегося слоя! Доверьте ему отдельную школу!" - так говорил начальству Алескер-муэллим. А что ему было делать, провались эта эпоха... Да, он себя избавлял, но других подставлял.

Новое назначение было по душе и Джумшудлу, потому что его жизненный опыт и инстинкт, ставший в последние годы чувствительным, как голый провод под током, подсказывали этому полному низенькому человеку с узкими черными усами под носом, всегда носившему сталинскую форму: держись подальше от той школы, где директором Алескер-муэллим, мало ли что, и так может повернуться, и этак...

Теперь в школе было спокойно, потому что Алескер-муэллим основательно постарался, походил, поговорил с кем надо в райкоме, в том числе и с Джумшудлу, и в конце концов добился, что вместо Афлатуна-муэллима секретарем партийной организации в школе избрали Фирудина-муэллима. Фирудин-муэллим был спокойный интеллигентный человек, у него был более чем пятнадцатилетний партийный стаж, он вместе с Алескером-муэллимом стоял на страже спокойствия школы, и оба занимались основным делом: учили детей.

Правда, новый учитель физкультуры Хыдыр-муэллим время от времени заговаривал на политические темы, но Алескер-муэллим понемногу влиял и на Хыдыра-муэллима, привлекал его к себе поближе. И даже сегодня пригласил Хыдыра-муэллима на день рождения Арзу.

Словом, дела мира, кажется, понемногу успокаивались. Во всяком случае, страшный, непонятный, пугающий ураган 37-го и 38-го годов, кажется, уходил в прошлое. Н. И. Ежов был снят с работы. Вышло постановление ЦК ВКП(б) и Совета Народных Комиссаров СССР от 18 ноября, в нем указывалось на допущенные во время следствия незаконные действия, подобные действия категорически запрещались. Жители Баку называли постановление "Сталинским указом", по их мнению, товарищ Сталин велел принять этот указ, потому что сопереживал им, защищал невинных людей. Теперь Л. П. Берия был назначен Народным комиссаром внутренних дел СССР, а Л. П. Берия был близким соратником товарища Сталина, его доверенным, да к тому же Л. П. Берия работал в Баку, знал Азербайджан. В последнее время повысилось уважение к беспартийным, беспартийных теперь выдвигали. Словом, кажется, показался лучик света (только бы не ошибиться!), и в этот зимний день чистейшая белизна окутавшего все вокруг снега как будто свидетельствовала, что мир действительно исправится.

Арзу исполнилось десять лет. Она училась во вторую смену и еще не вернулась с уроков. Алескер-муэллим резал отварных кур, раскладывал по тарелкам, Фируза-ханум аккуратно выкладывала в блюдечки орехи, сушеные абрикосы, месяц назад привезенные родственником из Ордубада.

- Ребенок хорошо одет? На улице очень холодно...

Фируза-ханум сказала:

- Очень хорошо, не беспокойся... - и спросила: - Хосров-муэллим с женой придет?

- Наверное, с женой. Я сказал, чтобы приходили вместе.

- Ты не видел его жену?

- Нет, где ж я ее увижу?...

Фируза-ханум покачала головой, улыбнулась:

- Хороший человек Хосров-муэллим... Пусть живет он долго! У него характер как у моего отца: не спросишь - сам не заговорит. Хорошо, что он женился, поживет по-человечески!... Разве не так?...

- Хорошо, если бы так! Кроткий он человек...

Хосров-муэллим был ровесником века, ему было ровно тридцать девять лет, но кожа под глазами этого высокого худого человека была в сетке глубоких морщин, волосы на голове, на груди, даже на руках поседели. У него был острый костистый длинный нос и острый кадык на тонкой шее, в точности похожий на нос, и каждый раз, когда Хосров-муэллим глотал, острый кадык поднимался и опускался, и казалось, Хосров-муэллим страдает. Вообще во взгляде Хосрова-муэллима, в его движениях, даже в улыбке (все-таки хоть раз-то в месяц он улыбался... ну, раз в год...) - даже в его улыбке была какая-то мука, была боль. Говорили, что когда-то с Хосровом-муэллимом произошло жуткое несчастье, какое-то бедствие. Причем не политическое, а стихийное. Звучало это в теперешнее время, конечно, несколько странно, потому что люди стали отвыкать от их стихийных бедствий. Говорили, будто вся его семья погибла... Алескер-муэллим ничего точно не знал, потому что Хосров-муэллим не говорил об этом ни слова, а Алескер-муэллим, ясное дело, не спрашивал: если на сердце у человека горе, какой смысл напоминать о нем? Алескер-муэллим считал, что ни у кого нет права лезть другому в душу, потому что душа принадлежит только своему хозяину, хочет - сама раскрывается перед другими, не хочет - кончено, все, не надо пытаться влезть в нее.