Смертный приговор

Хосров-муэллим, сидящий на кровати, ощутил, как из глубины его, помимо его воли, поднимается тот же стон, что в страшную ночь у костра. Вернее, этот звук больше подходил на повизгивание, чем на человеческий стон, но повизгивание постепенно нарастало, Гюльзар услыхала во сне страшный звук, вырывавшийся из груди Хосрова-муэллима, и... улыбнулась...

Хосров-муэллим в темноте комнаты отчетливо ощутил улыбку на лице Гюльзар. Гюльзар зашевелилась в постели, еще шире раскинув руки, повернулась к Хосрову-муэллиму. Гюльзар вытянула свои белые-пребелые руки вдоль подушки, и в темноте стали видны даже мягкие волоски у нее под мышками, одна грудь вылезла из выреза шелковой ночной рубашки, и жар ее груди принес тепло Хосрову-муэллиму, и повизгивание оборвалось.

Хосров-муэллим не боялся несчастья, которое случится с ним самим, - для него в несчастье ничего страшного не было, - Хосров-муэллим не хотел, чтобы замерзло, превратилось в жидкий азот тепло Гюльзар... Потом Хосров-муэллим вспомнил Алескера-муэллима, Калантара-муэллима, Алибабу-муэллима, Фирудина-муэллима, подумал о семьях этих людей, представил себе Фирузу-ханум и Арзу и понял: он совершил такую ошибку, из-за которой все - от семи дочек Калантара-муэллима до Арзу будут выброшены на улицу...

Алескер-муэллим отвел глаза от Хосрова-муэллима, подошел к столу, хотел что-то сказать, но не сказал, только махнул рукой и вздохнул: седины в волосах Хосрова-муэллима за прошлую ночь заметно прибавилось.

Хосров-муэллим ушел. Алескер-муэллим встал у окна, выходящего в школьный двор. На подоконнике стояли ряды больших и маленьких керамических горшочков, в горшочках росли цветы, лепесточки были и красные, и желтые, и фиолетовые. И все говорили теперь Алескеру-муэллиму о горестных, о печальных делах мира... Цветы вырастила Фируза-ханум и отправила с Арзу в школу, в отцовский кабинет. Красивые, нежные цветы конечно же не ведали о мире, красивые, нежные цветы не знали, до чего порой доходит человек, как страдает его душа, как плачет совесть...

Алескер-муэллим услышал, что дверь открылась, но не обернулся, смотрел на цветы, и вдруг ему показалось, что кто-то целится ему в спину и сейчас выстрелит, сейчас пуля продырявит ему спину, пролетит насквозь, ударит в Фирузу, в Арзу... Алескер-муэллим почувствовал резкую боль в спине от той пули и резко обернулся.

Хыдыр-муэллим стоял в дверях и гневно смотрел на Алескера-муэллима. Хыдыр-муэллим тоже провел ночь в тревоге и беспокойстве. Он жил на Баилове и вчера, выйдя от Алескера-муэллима, не сел в трамвай, а всю долгую дорогу под снегом прошел пешком. Пеший поход был организму полезен. Хыдыр-муэллим шел и размышлял, шел и думал о продажных людях. Общество надо было очистить от таких продажных как Хосров-муэллим. И нечего ждать. До каких пор Хыдыр-муэллим должен ждать? В наступление надо переходить, в наступление! Любая команда хоть футбольная, хоть баскетбольная, да какая бы ни была, - если в наступление не перейдет, победу не завоюет. Люди, которым, кажется, и цена-то грош, глядишь, проявляют бдительность, идут в наступление, разоблачают подобных Хосрову-муэллиму и достигают высоких ступеней! А Хыдыр? Хыдыр, выходит; хуже?! Выходец из трудовой семьи?!

Да кто вообще лучше Хыдыра мог бы руководить азербайджанским спортом? Спорт-то он знает как свои пять пальцев. Всех спортсменов знает. А его, Хыдыра, никто не знает. Потому что Хыдыр отстает от жизни. Хосров-муэллим откровенный враг, тут говорить не о чем. Больше ему сладкий язык Алескера-муэллима не поможет. За здоровье ТАКОГО ЧЕЛОВЕКА выпить не хотел, перед всеми протест выразил - кто этому врагу теперь сумеет помочь? А Хыдыр если и сейчас себя не проявит, то когда же и проявлять? Промедлишь, так и не видать тебе руководящей работы в области спорта, до конца жизни будешь прозябать в этой дурацкой школе, среди хилых, едва волочащих зад учителей да тупых учеников, не способных прыгнуть в длину даже на два метра. У Хыдыра друзей на высоких постах не было, никто ему не помогал, и все, чего достиг Хыдыр до сих пор, было делом его собственных рук. Но все еще впереди! Сегодня, считал Хыдыр, он достиг еще слишком мало.

До чего Хыдыр дожил... Единственный, кто протянул ему руку помощи, был вагоновожатый Афлатун-муэллим... Правда, вагоновожатый Афлатун-муэллим был теперь директором школы, но какая разница, вагоновожатый Афлатун-муэллим мог быть хоть министром, все равно он остался бы на своем уровне - водителя трамвая, как личность он никем иным быть не мог. А Хыдыр должен был смочь, должен поднять самого себя так, чтобы оказаться на недосягаемой для таких вот вагоновожатых афлатунов призовой высоте.

Знание Хыдыра, бесстрашие Хыдыра, способности Хыдыра нужны были не ему одному, а всему азербайджанскому спорту, и Хыдыр обязан был действовать. Разоблачение бессовестного Хосрова для Хыдыра репетиция, Хыдыр переходит в наступление, он идет в наступление на цель, после репетиции начнутся большие дела. Хыдыр очистит общество от врагов. Хыдыр возглавит азербайджанский спорт!