Смесь

Долгожителем среди судей был двадцатилетний паренек, чей новорожденный сын погиб в роддоме. Малыш лежал в отделении в кроватке, среди таких же новоявленных жильцов мира, как и он сам. Над каждым возвышалась лампа – искусственное солнце, дарующее тепло. Но именно этой крохе не повезло. Его солнце разболталось и опустилось ниже, чем нужно. Малыш сгорел заживо. Поджарился. На дежурную медсестру и главного врача завели уголовное дело и оставили в городе под подписку о невыезде – единственное притеснение для всех подозреваемых и обвиняемых. Отец ребенка – импульсивный романтик до мозга костей – прибежал в суд на следующие день после трагедии. Каково же было разочарование для жены и всех родственников, требующих расправы, когда из посиневших уст отца они услышали оправдательный приговор. Виновным судья назвал паренька из фирмы подрядчика, который нарочито небрежно собирал эти кроватки.

После этого судья вынес ещё несколько сотен вердиктов. Он ни спал, ни ел, ни ходил в туалет, ни делал ничего человеческого. А только сидел на кожаном стуле с идеально прямой спиной и всматривался пустыми, словно залитыми молоком глазами в лица, а может быть гораздо глубже и утробным баритоном оглашал истину. Расторопные приставы один за другим вводили в зал суда обвиняемых. Тогда их собирали по всему городу. Ещё бы, судья объявился! Настоящий живой судья! Или мертвый.

Паренек протянул трое суток. Трое суток, и днем и ночь к нему на поклон водили всех значившихся в судебном списке. А потом молодой человек рассыпался. Труха пепельного цвета упала на полированный пол, и болтливые уборщицы смели прах судьи в черные пакеты. А морщинистая вахтерша вновь раскрыла свою тетрадь и облизнула кончик ручки.

Имя того романтика выбили на каменной плите и отчеканили на металлической табличке на Соборной площади. Там красуются фамилии всех судей, совершивших добровольный и, несомненно, благотворительный жест для города.

Кир желал продержаться не меньше его. Он не знал, как можно подготовить тело к подобному испытанию, но чувствовал, что его решимость и настрой играют далеко не последнюю роль.

Спицы легли в обтянутые латексом руки.

– Подождите. – Кир не передумал и не испугался, просто хотел уточнить. – Первым должен быть тот парень, тот, что изнасиловал и повесил пятиклашку.

– Он уже в судном зале. – Отозвался прокурор. Плешивая голова с мелкими, подрагивающими чертами лица терялась на фоне ярко-синего парадного костюма. Он сидел в дальнем углу, положив ногу на ногу, и старательно отводил взгляд в сторону.

– Хорошо. – Спокойно сказал Кир.

Застывшие как при игре в «море волнуется раз» медики ожили.

– Живи спокойно, Ангелочек. Папа всех накажет.

Ледяной металл коснулся кожи, она натянулась, а потом с тихим стоном расступилась под его натиском.

Отпечаток детских губ на щеке Кира вспыхнул с новой силой.

Маршрут построен

Так близко и в то же время так далеко.

В тот единственный раз, когда Матвей видел её, девушка прошла на расстоянии вытянутой руки. Ветер безжалостно теребил серые плащи прохожих, но словно специально, аккуратно обходился с её распущенными рыжими локонами. Под землей гудело вечно движущееся метро, над головой свистели машины, забравшие себе все верхние ярусы, а люди топтали то, что по-прежнему называлось землей. Девушка прошла так близко, что одна огненная прядь скользнула по щеке молодого человека, оставив на ней алый румянец. Матвей мог коснуться руки незнакомки, но мгновение ушло, и многоликая толпа развела их по разным полюсам.

Обычно Матвей возвращался с работы одной и той же дорогой. В маршрутизатор на запястье он заносил заученные наизусть координаты и необходимое время прибытия.

«Маршрут построен» – сообщал ледяной женский голос в наушнике и выдавал четкие инструкции о передвижении. Человеку оставалось лишь послушно следовать командам.

«Триста восемь шагов в указанном направлении».

«Отсчет пошёл».

«Вы превышаете допустимую скорость».

«Скорость в пределах оптимальных значений. По прибытию в пункт назначения необходимо провести внеплановую калибровку длины шага и средней скорости передвижения».

«Через двести шагов поверните направо».

Этот голос знал каждый человек в городе. И мало кто, смел его ослушаться.

Глобальная сеть беспрестанно и безошибочно строила маршруты для всех и каждого. Люди ходили по расписанию, словно поезда или самолёты. Никто не опаздывал, никто не задерживался. В этом мире величайшим грехом было сойти с маршрута и помешать ближнему своему, достичь желанной цели в нужный момент времени. В лучшем случае самовольничество заканчивалось твоим опозданием, а в худшем опозданием ещё кого-то. И тогда будь добр выплати солидный штраф и ещё более солидную компенсацию пострадавшему, или, не дай Бог, пострадавшим.