Смешанный brак

Диалог прерывается, когда я замечаю внимательный взгляд соседки-Галки. Она поглядывает искоса, о чем-то размышляя, затем предлагает:

– А давай я тоже с тобой пиво буду пить?

Не дожидаясь согласия, она заказывает две бутылки, мы чокаемся (бутылками) и теснее прижимаемся друг к другу.

– У вас делают неплохое пиво… – говорю, чтобы начать общение.

– Да? Я в нем вообще-то не разбираюсь.

– Почему тогда пьешь?

– А за компанию! – смеется Галка. – И вообще, причем здесь пиво?! Ты на баб наших посмотри – вот кто у нас лучшие!

– Наши бабы – супер! – поднимает стакан бейсболка. – За баб, по-гусарски!

Мужчины ставят стаканы на тыльную сторону ладони и, отведя локоть в сторону, заливают в себя очередную порцию водки. Я пытаюсь проделать то же с бутылкой пива, едва не роняю ее, и тут же – взрыв хохота. Вести беседу уже невозможно, ковбойский пикник с каждой минутой становится громче, назойливей, водки выставляется все больше, и нам остается язык тела. Он красноречив, этот язык, в нем тоже есть «да» и «нет» – и еще множество других выражений. Галка кладет мне руку на колено, вроде как опирается на него, проводит ладонью по бедру, затем рука взлетает и укладывается за моей головой.

– Так ничего?

– Ничего – значит хорошо?

– Это значит – тесно, удобнее так.

– Если удобнее, я согласен.

Еще раз чокаемся, и Галка говорит:

– Ты прикольный.

– Какой я?

– Юморной. Я сразу это поняла, когда ты наших «гусаров» стал передразнивать. Я таких мужиков люблю.

Мы ничего не знаем друг о друге, но понимаем друг друга без слов. Вот моя наложница (гейша? куртизанка?), притягивающая меня, как Земля Луну. Я попал в это поле притяжения, как в ловушку, мне не вырваться, да и не хочется вырываться, если честно. Когда «наложница» предлагает набрать пива и удалиться в номер, возражений нет. Какие возражения, если в глазах Галки обещание чего-то такого, отчего сладко ноет в паху и армейские брюки начинают трещать?

– Я с тобой без денег буду… – шепчут на ухо.

– Да? А почему…

– Потому что ты мне понравился!

Я выхожу, прижимая к груди охапку бутылок, Галка же остается для выяснения отношений.

– …не нанималась… с кем хочу, с тем и буду… пошел нах… – доносятся реплики, не связываясь в целое. «Наложница» вылетает возбужденная, поправляет растрепанную шевелюру.

– Пошли в задницу, дальнобои хреновы! Надоели вусмерть, хочется хоть раз с кем-то нормальным трахнуться!

Мы оба уже пьяные, и, когда вваливаемся в номер, Галка сразу отправляет меня в душ.

– Во-первых, это место называется здесь: «уш», – медленно говорю я. – Во-вторых, я там недавно был, но если тебе хочется…

– Тогда я пойду. А ты пока пей пиво.

Потом пьем вдвоем, перемежая глотки затяжными поцелуями. Помада размазывается, и я вижу перед собой пухлые и подвижные губы, что так нравились брату. В полутьме номера кажется, что Галка похожа на ту, кого звали Die Liebe, значит, есть шанс познать притягательную и пугающую женщину. Узнаю ли я вторую половину тайны? Или пропаду в страстных объятиях, растворюсь, исчезну? Гнездящийся на дне души страх уничтожаю крупным глотком, закусывая горячим языком, который проникает в рот и живет там, как самостоятельное существо.

– Выйди за дверь! – внезапно командуют. – Ну, чего уставился? Я ведь женщина, мне кое-что в порядок надо привести…

За дверью я стаскиваю футболку, расстегиваю ремень, и вот, наконец, вожделенное ложе, которое нахожу в темноте наощупь.

– Погоди, пиво рядом поставим… Это твое, а это мое, понял? Смотри не перепутай!

Мы превращаемся в клубок змей, свившихся так, что не понять: кто внизу? Кто наверху? Я подпрыгиваю, потом на мне кто-то скачет, в общем, лидер секса не определен, оба партнера неистовы, и оба разряжаются одновременно.

– Класс! – выдыхает в темноту Галка. В темноте ее волосы выглядят черными, а тело – белым, будто вылепленным из теста. Я целую это тесто, податливое и теплое, готовое принять под моими губами любую форму. Интересно: Люба с Францем так же страстно совокуплялись?

– Вот блин… – бормочет Галка, спустив руку с кровати. – Это чье, интересно, пиво? Мое? Или твое?

– Мне все равно, – говорю, на секунду отлепляя губы.

– Кажется, это твое. Пей!

Я не могу ослушаться, хотя меня больше привлекает податливое тесто. Язык-существо вновь проникает в мой рот, и вот я опять возбужден и готов занять подобающую мужчине позицию сверху. Теперь наши движения более размеренны, страсть не полыхает, как пламя на пожаре, она ушла вглубь, сделалась тлеющим, но от того не менее горячим углем. Проходит минута, пять (десять? тридцать?), когда вдруг спрашивают:

– Ты почему не спишь? Ты должен спать…