Смешилка — это я!

— Принимаем условия! — произнес я с плохо скрываемой неискренностью.

Хотя ноги не хотели мне подчиняться, я первым побежал к калитке и к забору, увлекая за собой всех остальных. Выскочив с дачного участка на проезжую дорогу, я нарушил просьбу Покойника и обернулся, чтобы убедиться, что члены литкружка последовали моему примеру.

Случайно и как бы мимоходом взгляд мой скользнул по забору — и я вновь убедился, что номер с забора сорван… Прямо к деревянным перекладинам прилип почтовый ящик, а к нему была прибита жестянка, которую не содрали, — «Рыжиковым».

— Бегите! Я его выпускаю!.. — голосом укротителя, нечаянно распахнувшего клетку с хищником, возопил Покойник.

И мы побежали или, говоря грубым языком, дунули по направлению к станции.

Следователь Антимоновской прокуратуры, его сотрудники, подземелье, статьи Уголовного кодекса, почтовый ящик с прибитой к нему жестянкой «Рыжиковым», вопли Покойника и Племянника Григория — все, говоря литературным языком, причудливо перемешалось у меня в голове. Но сквозь всю эту мешанину прорезалась, раня меня по пути, острая и беспощадная мысль: на этот раз всех спасет Покойник… а не я!

Наташа бежала рядом: я уловил ее дыхание, которое не мог бы спутать ни с чьим другим.

«Она сейчас благодарна Покойнику, а не мне! Она им восторгается!» Сознавать это было невыносимо.

И вдруг возникла, говоря математическим языком, теорема: «Кто же во всем этом виноват?

Почему Племянник-полууголовник оказался запертым?» Это была теорема… Но я доказал ее себе самому быстрее, чем у меня получалось с теоремами на уроке. «Виноват Глеб Бородаев-младший! Результат его преступления ликвидировал не я, а Покойник». Дыхание Наташи было совсем рядом… Оно казалось мне укоризненным.

А природа все так же жила своей особой, но прекрасной жизнью: смеркалось. И на душе тоже… Внезапно в памяти ожили последние слова из оперы «Евгений Онегин»: «Позор, тоска… О, жалкий жребий мой!» А брат мой Костя уверяет, что я обращаюсь к низким литературным образцам!..

Глава IX, в которой я из обвинителя становлюсь защитником

Писал я вторую «Очень страшную историю», и все время мне чего-то недоставало. Потом я сообразил, что не хватало погони. Бегство было, а погони не было. Детектив получился неполноценный… Но я, как и Валя Миронова, в данном случае не мог нарушать правду жизни. Как было, так было… Но что-то вроде погони все-таки произошло: освободив из подземелья голодного зверя, Покойник за нами как бы погнался. Вернее сказать, он нас догонял. «Но все равно он бежал по нашим следам. Значит, в какой-то степени это можно считать погоней», — подумал я. И успокоился.

Догнал нас Покойник на платформе станции Антимоновка. Вид у него был до того героический, что наш литкружок сам собой расступился.

И дважды освободитель оказался в центре. Дважды потому, что он освободил из подземелья «голодного зверя» и одновременно освободил от него нас. Губами Покойник впился в кисть своей левой руки. Предполагалось, что он ранен… Но раны без крови никогда не бывает. А кровь Покойнику высосать не удавалось. Выпустив изо рта кисть левой руки, он произнес:

— Освободил!

Но это уже относилось к Племяннику Григорию. «А мы вас отсюда ударим!.. А мы вам отсюда воткнем!.. А мы вас козырем по загривку, по голове!» Все это угрожало членам нашего литкружка. Если бы не Покойник… Так, к сожалению, получалось.

— То, что должен был выполнить он, — Покойник ткнул пальцем в Глеба Бородаева, — пришлось выполнить мне.

Он употребил именно глагол «выполнить», который в сознании людей соединен с красивым существительным «долг». О, как мы порой склонны украшать собственные поступки!

Мимо проходила дежурная по перрону, помахивая жезлом с красным металлическим кружком на конце, говоря интернационально-освободительным языком, свободно и независимо. Станция Антимоновка была конечная, даже называлась железнодорожным узлом, а такие узлы всегда распутывают дежурные в форменной одежде.

— Где тут… прокуратура станции Антимоновка? — неожиданно для себя самого спросил я.

— Никакой прокуратуры у нас нет, — ответила она. И утвердительно еще раз махнула жезлом.

«Так-так… Мое расследование началось с подарка, сюрприза: прокуратуры на станции Антимоновка нет, а значит, нет и следователей этой прокуратуры… Нет и ее сотрудников!»

Вроде бы угадав своим тонким и даже тончайшим чутьем эту мысль, Наташа прижалась к моему плечу, а может, увы, просто его коснулась. И прошептала:

— Глеб не виновен. Докажи это!..

— Ты уверена?

О, как я посмел в ней усомниться?!

Разорвав в клочья своим прожектором вечерние сумерки, подкатила электричка. Мы, говоря агрессивным языком, ворвались в вагон и захватили места.

Покойник, говоря все тем же языком, занял целую скамейку. Он раскинул руки, готовый принять в свои объятия, говоря рифмованным языком, комплименты и аплодисменты.

Рифмы не заставили себя ждать.