На обратной стороне каждый изразец имел румпу, то есть глиняную коробку, с помощью которой крепился к кладке.
В XVI в., стали делать красные рельефные изразцы для облицовки печей. Лицевая часть этих изразцов оттискивалась в деревянных формах, а румпа наращивалась на оборотную сторону с помощью вращающегося гончарного круга или лепилась вручную из заранее приготовленных полосок глины. Печь из таких изразцов белилась и походила на огромный торт из белоснежного безе. Жаль, что не знали в ту пору наши предки этого сладкого блюда.
Изразцы, покрытые зеленой глазурью, были известны псковитянам в XV в. В Москве цветная глазурь на изразцах появляется в середине XVI в. А в середине XVII в. «писк печной моды» — зеленые изразцы называются «муравлеными» (помните сказочную присказку «трава-мурава»?).
Необыкновенные, сияющие разноцветьем, изразцы были сделаны в 1654 г. «беглецами из-за польского рубежа» Степаном Ивановым — сыном Полубеса, Самошкой Григорьевым, Игнатом Максимовым по заказу патриарха Никона в Валдайском Святозерском монастыре. Такие изразцы поначалу именовались «фряжскими», то есть сделанными на иностранный манер.
Через четыре года часть лучших мастеров начала трудиться на строительстве Ново-Иерусалимского монастыря в подмосковной Истре. Одним из главных мастеров стал Петр Иванович Заборский — «золотых, серебряных и медных, и ценинных (ценина — фарфор, керамика —
В 1666 г. после ссылки Никона мастера из Истры переводятся в Московскую Оружейную палату. Вскоре ремесленники московской Гончарной слободы начинают выпуск изразцов не хуже «оружейных». В то же время появляются местные умельцы по части изразцов в Костроме, Ярославле, Вологде, на Русском Севере.
Из изразцов складывали печи «ценинные», «муравленые», «образчатые». В плане они были четырехугольные или круглые. Конечно, они становились главенствующим элементом палат и хором.
Белые плитки с синей росписью на голландский да шведский манер так понравились когда-то Петру I, что решил он наладить их выпуск в России. Такие изразцы оставались в русской моде весь XVIII в.
Правда, к концу XVIII в. стиль классицизм внес в искусство изразца уравновешенность композиции и строгость рисунка. Появляются печи, покрытые чисто белой эмалью с тончайшими керамическими рисунками, напоминавшими кружевную вышивку. Невестой, облаченной в роскошное платье, смотрелась такая «фаянсовая» печь в интерьерах богатых особняков. Топки к таким печам по возможности делались из непарадных комнат или из коридора.
Иногда мастера при кладке печи могли переусердствовать по части архитектурных излишеств, сделать печь на потребу не всегда разумной моде — с обилием ваз, балясин и других дополнений, не свойственных традиции. О таких печах архитектор, художник, поэт и музыкант середины XVIII — начала XIX в. И. А. Львов ехидно сказал: «Печи вазами столь же безобразны, как и вазы печами».
А в моду входили то печи-колонны, то печи-пушки, то печи-обелиски. Нашли своих почитателей здравствующие в русских селах и поныне «голландки» и «шведки». И все же уже известный нам И. Свиязев отмечал:
Увы, со временем россияне стали отходить от исконной кулинарии, где одно из обязательных условий приготовления блюд — долгое и медленное томление, которого можно добиться именно в русской печи.
В 70—90-х гг. XIX в. в подмосковном имении Абрамцево, принадлежащем крупному промышленнику, знатоку русского искусства И. И. Мамонтову, существовала гончарная мастерская. В ее работе принимали участие известнейшие русские художники и скульпторы — В. Васнецов, В. Серов, А. Матвеев, К. Коровин, С. Чехонин, А. Головин, М. Врубель.
Абрамцевских творцов «вдохновляли» образцы изразцов XVII–XVIII вв., поэтому даже созданные по их проектам камины выглядели подчас как старинные русские теремки.
«Печь нам — мать родная», — говаривали в народе. А еще говаривали, что на печи все красно лето, что добрая-то речь — коль в избе есть печь, что уж лучше хлебом не корми, но с печи не гони. Поэтому никогда не мог западный камин заменить русскому поселянину печь-матушку.
А в сказках ездил на печи к царю Емеля, 33 года просидел на ней Илья Муромец, пыталась зажарить в печи Баба-Яга Иванушку, а Аленушка получила помощь от печки только тогда, когда согласилась отведать ее пирожки — уважила.