В старину все уважали и печь и печников. А как же иначе? Ведь каких только обязанностей не было у печи: она и обогревала, и готовила, и мыла, и болезни лечила, и спали тоже на ней, вот уж и вправду — мать родная Но пришли времена, когда города и поселки стали переходить на паровое отопление, и многим показалось, что печи отжили свое, а печное мастерство никому не нужно. Ан нет! И сегодня во многих случаях печь остается просто незаменимой, к тому же она создает особый уют в доме, который рождает мир да лад, совет да любовь. А еще стали появляться в наших домах, как дополнение к паровому или печному отоплению, камины, но при наших-то морозах играют они скорее декоративную, нежели практическую роль.
Русский писатель XIX в. Н.В. Кукольник поведал читателям презабавную историю о нижегородском губернаторе, генерал-лейтенанте М.П. Бутурлине:
Вот вам и еще одно довольно важное и значимое свойство сурового русского климата! Но, так сказать, глубокой заморозке на нашей земле подвергались не только осетры и хивинские посланники…
Когда в 40—50-е годы XX столетия патриотизм вновь стал нашей государственной идеологией, в свет вышло множество книг, фильмов, научных монографий, рассказывающих миру о русских приоритетах в области науки, техники, культуры. Страна напомнила своим гражданам и всему миру, что мы были первыми в открытии электросвета, радио и телевидения, крекинга Нефти и телеграфа, авиации и ракетостроения… В ответ на это злопыхатели язвительно усмехались: «Ну, мол, договорились до того, что Россия — родина слонов». Считая, что этим доведут до абсурда саму идею борьбы за приоритет. Пожалуй, они и сами не догадывались, что оказались… правы. Да, Россия и вправду — родина слонов! И доказательств тому — множество. А сохранились они и дошли до наших дней опять-таки благодаря русскому морозу.
Около полумиллиона лет назад на севере Европы началась эпоха Великого оледенения. Километровая толща льда то наступала на территорию будущей Москвы, то в периоды потеплений отступала назад.
Пятнадцать-двадцать тысяч лет назад последний ледник отступил, и климат наш стал теплее, чем сейчас. Зимы сделались мягкими и малоснежными, а фауна — смешанной. Среди «древнемосковских обитателей» оказались не только зубры, олени, косули, но и россомахи, овцебыки, носороги, мамонты.
В ту пору на месте нынешней большой арены стадиона «Лужники» можно было встретить мамонтов, пасущихся здесь буквально толпами. Возможно, сообщества этих животных смахивали на толпы футбольных болельщиков или на толпы покупателей, которые теперь заполнили «Лужники», но это сейчас, а в те давние времена Лужники представляли собой болотистую местность, вполне оправдывающую свое нынешнее название, а на Ленинских-Воробьевых горах простирался дремучий лес.
Те «московские» мамонты были крупнее, чем сибирские: в высоту достигали они 3,5 м, а их вес доходил до 6 т. Так как ежедневно каждому гиганту требовалось 3–4 ц растительной еды, обитали они вблизи рек, озер, болот, богатых разнотравьем. Увы, здесь мамонты частенько и гибли во время паводков и при переходах по непрочному льду.
Именно в таких местах современные строители ныне обнаруживают кости, бивни, зубы доисторических животных. При строительных работах в Москве было сделано более пятидесяти таких находок, что дает палеонтологам повод для шутки: «Москва стоит на костях мамонтов!»
Но не только Москва может гордиться своим доисторическим прошлым и «потрясать» костьми невиданных зверей. В семидесятые годы XX в. в слое вечной мерзлоты был обнаружен прекрасно сохранившийся мамонт-детеныш. Мамонтенка назвали Димой, и газетчики много писали о нем, посчитав сенсацией мирового значения. Но задолго до находки Димы предания коряков, якутов и устьяков рассказывали о гигантской мыши или крысе, которую звали мамонту — «та, что живет под землей». Вполне возможно, что отсюда и пошло слово «мамонт».