Сметая запреты: очерки русской сексуальной культуры XI–XX веков

Кроме «воздержания», врачи указывали на использование практики congressus interruptus (прерывания полового акта), или, как его предпочитали называть дореволюционные отечественные врачи, «недоконченное совокупление»[1593]. М. Фуко называл эту новую практику в жизни буржуазного общества «самой известной из хитростей»[1594]. Свидетельством того, что это средство контрацепции имело широкое распространение в обществе, подтверждают результаты первой половой переписи московского студенчества, проведенной в 1904 году М. Членовым среди студентов Московского университета. Хотя результаты выборки не могут с полным основанием быть распространены на генеральную совокупность, которая в данном случае представлена женатыми мужчинами дворянского сословия, однако они косвенно свидетельствуют о степени распространении «недоконченного совокупления» в сексуальных отношениях населения. Из 57% студентов, использующих «меры против зачатия», 25% прибегали к прерванным половым сношениям[1595].

Несмотря на широкое распространение congressus interruptus, врачи относили данный способ к «безнравственным», вредным для здоровья, «подрывающим силы», «губящим семейное счастье». Его причисляли к форме мужского онанизма, «извращающей» нормальное половое чувство[1596]. Они приводили всевозможные отрицательные последствия его использования в семейной жизни, главные из которых – тяжелейшие формы нервных истощений. «Постепенное истощение, явление истерии… сюда присоединяются еще болезненные менструации, раздражительность, давление и боль в животе, наконец, неправильные менструации, воспаления, хилость… – вот удел тех женщин, которые бессознательно стали жертвой своей противоестественной брачной жизни», – писал врач[1597].

В автодокументалистике есть упоминания о том, что горожанки, дабы предотвратить новые беременности, употребляли традиционные средства, практиковавшиеся с незапамятных времен, – различные настойки, отвары и получившую распространение в XIX веке «сулему»[1598]. Однако зачастую это не приводило к желаемому результату, вызывая заболевания желудка и нервной системы.

В отличие от крестьянских женщин, широко применявших механические способы профилактики и прерывания нежеланной беременности (прыгание с высоких объектов, подъем тяжестей, тугое бинтование и др.), в дворянской среде подобные практики не использовались. Кроме того, в крестьянской среде (реже – в рабочей)[1599] распространенным контрацептивом были длительные кормления детей грудью – вплоть до двух-трех лет. Врач О. А. Шестакова, наблюдавшая молодых матерей – фабричных работниц, отмечала: «Вообще, надо заметить, что у всех матерей наблюдалось стремление кормить ребенка грудью как можно дольше. Причина этого лежит отчасти в твердом их убеждении, что при кормлении грудью меньше шансов забеременеть»[1600]. Данный способ практически не использовался среди интеллигентных матерей, так как если они и прибегали к самостоятельному грудному вскармливанию, то оно, судя по дневниковым записям, длилось не более шести-десяти месяцев.

Отношение к практикам ограничения рождаемости

Практика использования средств контрацепции прочно входила в семейную жизнь семей пореформенной России. Дореволюционный врач К. И. Дрекслер проблему контрацепции относил к важнейшему вопросу современности, который «одинаково затрагивает и область медицины, и круг социальных явлений»[1601]. Доказательством того явились вполне объективные свидетельства, главные из которых – сокращение числа деторождений в семьях горожан.

В начале XX века в медицинской и публицистической литературе все чаще встречались указания на распространение в обществе противозачаточных средств и техник. Как правило, об этом писали врачи, знакомые с данным вопросом не понаслышке. Известный популяризатор контрацепции столичный гинеколог К. Дрекслер писал, что на его имя приходило большое количество писем от женщин, в которых они благодарили его за «избавление от непосильного бремени» все новых родов[1602]. На страницах популярной медицинской работы автор в отношении деторождения писал: «Дети, составлявшие основную цель брака у наших предков, стали теперь нежеланными гостями, и люди ухищряются всевозможными способами предупредить зачатие»[1603]. Врач П. Н. Чухнин отмечал, что многие из его пациенток заявляли о своем нежелании иметь детей и в итоге прибегали к средствам, ограничивающим деторождение. Он резюмировал: «…у современной женщины существует сильное стремление к ограничению числа беременностей»[1604]. Даже в академическом журнале «Образование» в статье о повседневных реалиях семьи провинциального чиновника отмечалось, что недостаточность средств на содержание третьего ребенка вынуждала супругов прибегать к ограничению деторождения: «Третий ребенок грозил новыми, непредвиденными расходами, а следовательно, долгами и уже настоящей, неотвратимой нуждой; и она принимала меры и жила в вечном страхе»[1605].