Сметая запреты: очерки русской сексуальной культуры XI–XX веков

Тем не менее, возможно, как никакую другую женщину, ее всю жизнь сопровождали людские пересуды и кривотолки. Ей приписывали «лживость и расчет»[633], упрекали в том, что «она всегда была неискренна, как будто всегда разыгрывала какую-то роль»[634], «притворялась постоянно и как будто что-то в себе таила»[635], считали, что «ее сердце остается холодным и неспособным к любви, но она прекрасно играет свою роль»[636]. Литературовед Г. И. Стафеев утверждает, что «Софья Андреевна… была женщиной холодного, расчетливого и скептического ума, которая всю жизнь носила маску, соответствующую обстоятельствам, чтобы полнее использовать их в своих интересах; все силы своей актерской души она употребляла на сокрытие того, что действительно находилось в ее душе, причин и сущности ее продуманной игры»[637].

Что же могло послужить причиной для своего рода скандальной известности ее личности в светском обществе XIX века и для столь неодобрительных суждений о ней некоторых знавших ее людей?

Во-первых, отягченное дуэлью и гибелью брата расторжение помолвки с князем Вяземским, в подробности чего был посвящен весь «свет» вплоть до императора. Познакомившись в 1851 году с двадцатичетырехлетней Софьей Андреевной «средь шумного бала, случайно»[638] и написав под впечатлением первой встречи известное стихотворение[639], положенное позднее на музыку П. И. Чайковским[640], граф А. К. Толстой обратил внимание на «тайну», которая ее «покрывала черты»[641]. В одном из писем, датированном также 1851 годом, он, имея в виду, как справедливо считает И. Г. Ямпольский, в том числе и вышеупомянутые обстоятельства, обращался к ней со словами: «Бедное дитя, с тех пор, как ты брошена в жизнь, ты знала только бури и грозы»[642].

Во-вторых, разрыв, а затем и развод, с первым мужем, «конногвардейским полковником Л. Ф. Миллером»[643], и внебрачная связь с графом А. К. Толстым[644]. По словам И. Г. Ямпольского, брак Софьи Бахметевой с Миллером был «неудачным»[645]. Еще будучи замужем, в 1855 году, «Софья Андреевна, презрев все светския условности, приехала в зараженный тифом город»[646] Одессу, где в то время в составе «новообразованного стрелкового полка императорской фамилии»[647] находился отправившийся «добровольцем»[648] на Крымскую войну и тяжело заболевший в результате вспыхнувшей там эпидемии Толстой, «чтобы ходить за дорогим человеком»[649]. Тем не менее особенно противилась их отношениям мать поэта, графиня Анна Алексеевна Толстая, урожденная Перовская (1801–1857)[650], которая «не могла примириться с мыслью, что Алексей Константинович свяжет свою жизнь с замужней женщиной»[651], а потому, как утверждает А. А. Кондратьев, при ее жизни «Софья Андреевна не пыталась сделаться женою Толстого»[652]. В отношении времени и места заключения их брака имеются различные точки зрения. По мнению В. Покровского, «в 1857 году Софья Андреевна, получив развод от своего мужа, Л. Ф. Миллера, сделалась женою графа А. К. Толстого»[653]. Однако в письме к Б. Ауэрбаху от 20 марта 1863 года Алексей Константинович именовал ее «госпожой Бахметевой»[654], из чего И. Г. Ямпольский заключает, что «бракоразводный процесс с Л. Ф. Миллером был к тому времени закончен»[655]. Он утверждает также, что «ее брак с Толстым был официально оформлен 3 (15) апреля 1863 года в Лейпциге»[656]. Г. И. Стафеев же считает, что они поженились в 1863 году в Дрездене[657]. Как бы то ни было, брак с графом А. К. Толстым должен был сделать Софью Андреевну, урожденную Бахметеву, счастливой после всех перенесенных ею, начиная с юности, страданий и испытаний. В авторитетном энциклопедическом издании начала XX века говорится, что «письма его к жене, относящиеся к последним годам его жизни, дышат такой же нежностью, как и в первые годы этого очень счастливого брака»[658]. Например, в письме от 10 (22) июля 1870 года граф А. К. Толстой писал Софье Андреевне: «Вот я здесь опять, и мне тяжело на сердце, когда вижу опять эти улицы, эту гостиницу и эту комнату без тебя. Я только что приехал в 31/4 часа утра и не могу лечь, не сказав тебе то, что говорю тебе уже 20 лет, – что я не могу жить без тебя, что ты мое единственное сокровище на земле, и я плачу над этим письмом, как плакал 20 лет тому назад. Кровь застывает в сердце при одной мысли, что я могу тебя потерять, – и я себе говорю: как ужасно глупо расставаться! Думая о тебе, я в твоем образе не вижу ни одной тени, ни одной, всё – лишь свет и счастие…»[659].

Тем не менее история с несостоявшимся замужеством и дуэлью брата с князем Вяземским давала о себе знать на протяжении всей ее жизни в виде тянувшегося за ней шлейфа сплетен. Уже в молодости это сказывалось на ее внутреннем душевном состоянии, приводя к тому, что «даже и в самые лучшие минуты» ее «волновали какая-нибудь неотвязная забота, какое-нибудь предчувствие, какое-нибудь опасение»[660].