Сметая запреты: очерки русской сексуальной культуры XI–XX веков

Анализ культурного облика Софьи Бахметевой и перипетий помолвки ее с князем Вяземским показывает, насколько важное значение в жизни дворянской девушки XIX века имело все, что касалось ее замужества. То, за кого и как дворянка выходила замуж, какие обстоятельства этому сопутствовали, насколько были соблюдены действовавшие в дворянской среде социально-этические нормы вступления в брак, в решающей мере определяло ее дальнейшую публичную репутацию, игравшую, в свою очередь, на всех этапах ее жизненного пути весьма существенную и даже культурно значимую роль.

Также обращает на себя внимание парадоксальное обстоятельство, что и С. А. Бахметева, по первому мужу Миллер, и князь Г. Н. Вяземский впоследствии связали свои судьбы с представителями рода графов Толстых[661]. Кроме того, тетка князя Вяземского, графиня М. Г. Разумовская, урожденная княжна Вяземская, была женой графа Льва Кирилловича Разумовского, который приходился дядей Алексею Алексеевичу Перовскому[662] (известному под писательским псевдонимом Антоний Погорельский), а тот, в свою очередь, – родным дядей графу Алексею Константиновичу Толстому[663], мужу Софьи Бахметевой. Все это еще раз подтверждает высказанную выше мысль о замкнутом характере воспроизводства родственных связей в российском дворянском сообществе[664].

Таким образом, процедура, предшествовавшая непосредственному заключению брака во время церковного таинства венчания, способствовала достижению своего рода социального соглашения между родителями жениха и невесты как представителями определенных дворянских родов. Роль в этой процедуре девушки, для которой замужество означало формальный переход из рода отца в род мужа, представляется весьма условной. Несмотря на то что ее активное участие в достижении брачных договоренностей сводилось к минимуму, соблюдение противоположной стороной обязательств по отношению к ней являлось своеобразным критерием нормативности заключения брака. В случае если поведение дворянина вело к нарушению предварительного брачного соглашения, оно считалось не соответствовавшим нормам дворянского поведения вообще: «…она (В. П. Бахметева. – А. Б.) сама как мать могла ли желать, что бы сын ея Юрий отыскивал обиды их на Князе Вяземском она успокоивала его и убеждала к должному презрению по действиям Князя Вяземскаго не заслуживающаго уже ни какого благороднаго с ним сношения»[665]. Российское дворянское сообщество вполне подтверждает действенность этнологической концепции «обмена женщинами» Гейл Рубин. В обменных брачных отношениях, увенчивающихся созданием социальной организации, женщина выступает как «канал родственной связи»[666]. По выражению Г. Рубин, «женщины не имеют возможности осознать выгоду от своего собственного обращения»[667]. В подтверждение она цитирует создателя французской школы этнологического структурализма Клода Леви-Стросса, специально изучавшего системы родства на широком этнографическом материале и пришедшего к следующему заключению: «Отношение обмена, создающее брак, устанавливается не между мужчиной и женщиной, а между двумя группами мужчин, при этом женщины фигурируют лишь в качестве одного из предметов обмена, а не в качестве партнеров… Это справедливо даже тогда, когда принимаются во внимание чувства девушки, что, более того, обычно и происходит. Уступая предлагаемому союзу, она идет на обмен и создает его, но не может изменить его природу»[668].

Воспроизводству межродовых матримониальных практик способствовали действовавшие в дворянской среде, как и в крестьянской, брачные посредницы-профессионалы. Мемуаристка А. П. Керн, например, назвала свою сваху «передательницей генеральских желаний»[669]. В роли свах могли выступать замужние дворянки, причем некогда удачно просватанная женщина считала своим долгом выступить в аналогичном качестве по отношению к кому-то из родных своей бывшей свахи. Мемуарист М. П. Загряжский вспоминал по этому поводу: «Анна Петр[овна]… сажает меня возле себя, и начинает говорить: „Тебе не известно, я обязана твоей матушке. По милости ее я благополучна, счастлива за Д. С. Хочу отплатить тем же“»[670].

Если в крестьянской среде функции свах и акушерок часто выполняли одни и те же женщины, то в дворянской – они были разделены.

История несостоявшегося замужества Софьи Бахметевой демонстрирует в большей степени светский аспект процедуры, предшествовавшей вступлению дворянской девушки в брак. Однако эта процедура, особенно в провинциальной дворянской среде, имела выраженную религиозную коннотацию.