СМИ в Древней Греции

Во всем этом виден явственный интерес к языку. Но афиняне, по крайней мере в сохранившихся текстах, пожалуй, куда меньше, чем римляне, уделяли внимание стилю речи и жестикуляции. Аристотель о них говорит всего несколько слов. Эсхин в речи против Тимарха ставит новым ораторам в упрек то, что они во всех смыслах возбуждаются, что противоречит сдержанности древних:

Обратите же внимание, граждане афиняне, насколько Солон и те мужи, о которых я упомянул немного ранее, отличались от Тимарха. Ведь они стыдились даже руку держать снаружи при выступлении, а этот не когда-то там раньше, а буквально на днях, сбросив плащ, голый, словно борец, бесновался в Народном собрании[277].

Однако из нескольких источников известно, что манера говорить была важна. Если Исократ не принимал участие в судебных процессах, то единственно по причине чрезмерной робости и слабого голоса. Что до Демосфена, то

...первое его выступление народ встретил недовольными выкриками и насмешками над нелепым построением речи: ее периоды казались запутанными, а доказательства — неестественными и натянутыми. К этому добавлялись некоторая слабость голоса, неясное произношение и прерывистое дыхание, создававшее паузы между периодами и затемнявшее смысл произносимого[278].

Встретив актера Сатира, который продекламировал ему отрывок то ли из Еврипида, то ли из Софокла,

убедившись, сколько красоты и изящества придает речи такая игра, он понял, что упражнения мало что дают или даже вовсе бесполезны тому, кто пренебрегает произношением и мастерством исполнения[279].

После этого Демосфен устроил себе под землей особое помещение, где ежедневно упражнялся в речи. Иногда он проводил там по два-три месяца подряд, наполовину обрив голову, чтобы не было соблазна показаться на люди[280]. Кроме того,

невнятный, шепелявый выговор[281] он пытался исправить тем, что, набравши в рот камешков, старался ясно и отчетливо читать отрывки из поэтов; голос укреплял тем, что разговаривал на бегу или, поднимаясь в гору, произносил, не переводя дыхания, стихи или какие-нибудь длинные фразы. Дома у него было большое зеркало, стоя перед которым он упражнялся в декламации[282].

Можно также предположить, что логографы, отдавая речь тяжущемуся, учили его произносить подготовленный текст: как видно на примере Демосфена, это было необходимо для того, чтобы заставить себя слушать. Одним словом, существовало множество частных рекомендаций, но, насколько можно судить, ничто в данной области еще не было кодифицировано — возможно, потому, что не считалось достойным такой чести.

Диффамация, агитация и выражение недоверия

Как мы видели в главе о судах, в Афинах осуществлять прокурорский надзор мог любой гражданин. Кое-кто себе в этом не отказывал, и именно так образовался целый класс профессиональных обвинителей, сикофантов, которые в погоне за наживой зачастую прибегали к шантажу.

Происхождение их наименования, образованного от слова «смоква» (sykori) и корня со значением «показывать, обличать», было непонятно уже в древности. Согласно Плутарху, во времена Солона этим словом обозначали тех, кто доносил на вывозящих запрещенные к продаже за границу смоквы[283]. Больше ни в одном тексте, однако, о таком запрете не говорится. Современные комментаторы предпочитают думать, что сикофантами первоначально называли тех, кто указывал на смоквы в одеждах воришек[284] — короче говоря, обличителей хищений, и притом мелких, поскольку смоквы выращивались в изобилии и особой ценности не представляли[285].

В V в. до н.э. сикофанты кишмя кишели в Афинах. Вслушаемся в то, как в «Плутосе» Аристофана описывает сам себя сикофант, отвечая на вопросы, которые задает ему «честный человек»: