СМИ в Древней Греции

Наибольшим почетом у персов пользуются (разумеется, после самих себя) ближайшие соседи, затем — более отдаленные, а потом уважением пользуются в зависимости от отдаленности. Менее же всего в почете у персов народы, наиболее от них отдаленные. Сами они, по их собственному мнению, во всех отношениях далеко превосходят всех людей на свете, остальные же люди, как они считают, обладают доблестью в зависимости от отдаленности: людей, живущих далее всего от них, они считают самыми негодными[417].

Не для того ли это сказано, чтобы продемонстрировать своим читателям, для которых пуп земли суть Дельфы, их собственное непонимание по отношению к другим, относительность нравов и обычаев и необходимость изменить их манеру судить об иноземцах?

Геродот не единственный представлял таким образом иноземцев эллинам. Его современник Гиппократ, врач с Коса, систематизировал причины, могущие объяснить различия между народами. В своем трактате «О воздухе, воде и местности» он соотносит телосложение и характер жителей с климатом страны, где они обитают, с ее водами, почвами, сменой времен года, словом, с целым рядом факторов, которые Геродот иногда упоминает, но не упорядочивает как систему объяснений.

На представление греков об иноземцах могли повлиять и другие обстоятельства: с одной стороны, греко-персидские войны, с другой — массовый приток рабов-«варваров».

Мидийские, или греко-персидские войны, ощущались как наступление всего «варварского» мира на Грецию, а победы эллинов при Марафоне и Саламине — как успех крохотных полисов в борьбе с несметными полчищами. Тем самым всякий чужеземец оказался окарикатурен и отождествлен с врагом, которому придали определенные черты — для начала традиционные, вроде привычки к роскоши и т.п. Затем «варварам» было вменено в вину подчинение авторитарному государственному строю, монархии, основанной на единоличной власти, — строю, который маленькие греческие полисы победили.

Удивительно то, что подобная тенденция проявилась даже у Геродота, самого что ни на есть терпимого автора. Историк рассказывает о мидийских войнах в последних четырех книгах своего труда, и при том, что, как мы видели, его взгляд на иноземцев сильно отличается от общепринятого, с VI книги, то есть с начала повествования о войнах, противопоставивших варваров грекам, они становятся врагами. Показательно употребление слова «варвар» (barbaros). До Геродота и в большинстве его контекстов данный термин не имеет уничижительного значения: чаще всего это просто этнографическое или географическое указание. Этимологически варвар — тот, кто говорит «бар-бар», иными словами, тот, чью речь греки не понимают. Однако с мидийских войн слово приобретает пейоративный оттенок: различие в языке (язык обозначается словом logos) превращается в неодинаковую способность к разумному рассуждению (рассудок — это тоже logos), а варвар, таким образом, становится интеллектуально низшим по отношению к грекам. При этом он еще и живет под авторитарной властью. Отсюда до мысли, что он от природы склонен к покорности, один шаг...[418]

Сделать такой шаг тем более просто, что в Грецию сотнями прибывают рабы-чужеземцы. В Афинах представители некоторых народов, например скифов, находятся исключительно в качестве рабов, и облыжно обвинить кого-то в принадлежности к этому племени — смертельное оскорбление. Эсхин, скажем, обвинял своего злейшего врага Демосфена в том, что его бабка была скифянкой...

Невозможно здесь даже в общих чертах набросать образ иноземца в греческой литературе VI—V вв. до н.э. Кроме того, такое предприятие было бы малоинтересным еще и потому, что в центре внимания опять-таки оказались бы Афины, поскольку тексты, повествующие об иноземцах, исходят, как и большинство писаний той эпохи, за исключением трудов Геродота и Гиппократа, именно из этого полиса.