Смятение

Фантазии, начавшись нерешительно (а что почувствуешь, если он ее обнимет? Если скажет, как жаждет видеться с нею почаще? Если спросит, не будет ли она возражать починить ему рубашку?), постепенно делались смелее, но их сдерживало, как выяснилось, все растущее несоответствие между тем, что она думала о нем, когда его не было рядом, и тем, что происходило на самом деле, когда он был. Так, после одного исключительно романтического вечера с ним, каким она наслаждалась в своей зелено-белой спальне, где он признался ей, что думает о ней все время, когда ее с ним нет, он поцеловал ее (они уже дошли до обмена поцелуями), а потом они ввязались в роскошно безнадежный спор о том, что их разделяло (она не уверена, что, но что-то должно было быть, путь истинной любви вовсе не бывает гладким), было весьма трудно ждать его у станции «Тоттенхэм-Корт-роуд» и – после веселого чмоканья в щечку – отвечать на его расспросы о всем семействе и слушать, как он, быстро хромая впереди нее по ветреной улице, поторапливал: «Полл, поторопитесь, или мы пропустим анонсы». Иногда она сама чувствовала, как краснеет тогда, когда из-за того, что имело отношение к нему, краснеть было нечего. В последний раз, когда они виделись, он только и говорил, как американцы потопили самый большой боевой корабль Японии, а когда она спросила его, что в этом такого важного, он ответил, что, как только война в Европе закончится, все переместится на Тихий океан. «Во всяком случае, военный флот. Смахивает на то, что Ямамото теснит Королеву в шахматной партии».

– Вы же ведь не поедете, правда?

– Я с большой охотой, но – сомневаюсь. Не говорите этого Клэри. Мне не хотелось бы расстраивать ее без толку. (Тогда ей это не понравилось, позже она превратила это в: «Знаю, что могу доверить вам тайну, вы единственный человек, кому я доверяю».)

Потом он сказал: «Вы б по мне скучали, Полл?»

(Когда она оставалась одна, это менялось на: «Мысль уехать мне невыносима, мне будет так недоставать вас». Она засыпала в его объятиях.)

То, что им говорилось о войне, беспокоило ее. Воистину люди вокруг говорили о том, когда она кончится, только она не думала об этом просто в смысле Европы, и мысль, что война будет продолжаться, только где-то за тысячи миль, глубоко удручала ее. Война, как теперь ей казалось, шла чуть не всю ее жизнь: трудно было четко вспомнить, как что было до нее, виделся только веселый хоровод чудесных летних месяцев в Хоум-Плейс, когда и кот ее был жив, и Уиллс еще не родился. Чувства Клэри были во многом такими же.

«Хотя порой я думаю, а так ли уж отличались бы наши жизни, если б не было войны. То, чем мы занимаемся, я имею в виду, нам не по чувствам. Полагаю, ты, возможно, создана была, чтобы стать дебютанткой, и тогда для тебя было бы отличие, но я, видимо, имела бы ту же работу, что и сейчас, и занималась бы писательством». С недавних пор Клэри работала секретарем у литературного агента, который вместе с женой управлялся с очень небольшой фирмой, и работа эта ей очень нравилась. «Они, по правде, относятся ко мне как ко взрослой, – рассказывала она после первой недели. – Он пацифист, а она вегетарианка, но, если не считать жутких ореховых котлет, которые она дает нам в ланч, иногда это ужасающе интересно. Жаль, что ты никак не найдешь того, что тебе по-настоящему было бы по душе».

– Сообразить не могу, что бы это могло быть, – правдиво отвечала она. – Я хочу сказать, что если просто писать на машинке письма, отвечать на телефонные звонки да организовывать прием людей, то во многом все равно, кто они такие. – Сама она работала сейчас у врача на Харли-стрит, сидела в темной каморке с высоким потолком, поддельными картинами голландцев и копией обеденного стола, заваленного очень старыми журналами.

– А ты совсем уверена, что не хочешь стать художницей?

– Абсолютно. Я лишь пишу ужасно милые старательные картины, которые понадобились бы людям, которым не нравится живопись.

– Ой, Полл, право слово, остерегись. Нет – угодишь в западню брака. Посмотри на Луизу.

Они обе умолкли. Вскоре после возвращения Луизы они обсуждали это и пришли к не очень-то радостным выводам. Клэри заявила, что Луиза подавлена. Полли сказала, что, по ее мнению, Луиза на самом деле несчастна. Обе они сошлись на том, что с Майклом не очень-то легко разговаривать. «Он просто рассказывает тебе о том, чем сам все время занимается, а Луиза, должно быть, все это уже успела узнать».

– По-моему, для большинства женщин брак очень вреден, – сказала Клэри.

– Это кто тебе сказал?

– Ноэль. – Ноэль был ее работодателем.

– Сам-то он женат, – напомнила Полли.

– Только чтобы уберечь свою жену от призыва в армию. То было продуманно взрослое соглашение. В обычном смысле его пример тут никак не подходит.

– А ты не думаешь, – осторожно начала Полли, – что она, может, чуточку влюбилась в Хьюго? И такая грустная была, когда ему так неожиданно пришлось уйти, что ей больше невыносимо было оставаться здесь?