Смилодон

— Прошу, князь, — не обращая на Мадлену ни малейшего внимания, Анри ступил на узкую дорожку и бочком, чтоб не задевать плечами ветки, начал углубляться в дебри лабиринта. Впрочем, не такие уж и запутанные — скоро заросли раздались и показался просторный павильон, перед которым была устроена площадка для игр.

Только развлекались там не в мяч, не в волан и не в бильбоке <Игра, заключающаяся в том, чтобы шариком, привязанным на шнуре к стержню, попасть в чашечку, прикрепленную к этому же стержню.>— куда активнее. Звонко встречались скрещивающиеся клинки, раздавались резкие, на выдохе, крики, сталь со свистом рассекала воздух, дробно гремела, ударяясь о толстую, стеганую кожу. И под эти завораживающие звуки битвы сходились, парировали, делали выпады и переводы в темп двое фехтовальщиков в проволочных масках — один плечистый, мощный, как скала, другой на редкость стройный, изящный, двигающийся с проворством голодной ласки. Клинки отбрасывали блики, из-под притоптывающих ног летел песок. Кварты, терсы, рипосты и финты <Фехтовальные термины, обозначения ударов.>сыпались, как из рога изобилия. Еще, еще, еще. Наконец фехтовальщики сняли маски. Один из них оказался мужчиной с грубыми чертами лица, а его спарринг-партнером — вот это сюрприз! — Лаурой Ватто. Без своей накидки, с рыжими волосами, перетянутыми черной лентой, она смотрелась обворожительно. Неясно было только, как у нее с бюстом — из-за стеганого, закрывающего тело от паха до подбородка кожаного нагрудника. Ну да ничего, когда-нибудь да снимет.

— А, это вы, несгибаемый клинок Парижа! — Лаура повернулась к Анри, и тот мгновенно подобрался, опустил глаза, с готовностью склонился в почтительнейшем полупоклоне:

— Да, мадам. Отличная ассо <Схватка>, мадам. Особенно была хороша последняя фланконада в кварте.

— А что это, Лаура, вы, оказывается, не девушка? — Буров из чувства мужской солидарности, несколько развязно подмигнул Анри: — Вот уж не подумал бы.

— В зависимости от обстоятельств, князь. Все определяется ими. Иногда я бываю мужиком, с вот такими яйцами, — Лаура тонко улыбнулась, показав, с какими именно, и кинула индифферентный взгляд на своего партнера по фехтованию: — Вы свободны, Бернар, благодарю вас. — Потом с привычной ловкостью сняла нагрудник и вместе с эспадроном, перчатками и шлемом небрежно протянула все это Анри. — Кузен, будьте так любезны, отнесите в павильон. Я не задержу их сиятельство.

С бюстом у нее было все в порядке. Даже более того.

— А я-то полагал, что вы все время проводите с графом Орловым, — Буров подождал, пока Анри отойдет, деликатно кашлянул и закончил мысль: — И днем, и ночью.

— Да что вы, князь, зачем ему какая-то там бедная племянница маркиза? Я просто иногда сопровождаю его в поездках. Как говорится, гусь свинье не товарищ, — Лаура улыбнулась еще обворожительнее и подошла к Бурову вплотную. — А с вами, князь, мы подружимся. Ваша лопата произвела на меня неизгладимое впечатление. Люблю, когда черенок длинный, а копают глубоко и долго.

Подмигнула, развернулась и нырнула в кусты, оставив Бурова в облаке духов и в некотором недоумении. Похоже, первый зам-то у резидента женщина. Очень привлекательная и далеко не дура. Та еще секретутка… С фланконадой в кварте… Вот так, сплошные шпионские страсти плюс эмансипация и матриархат. Ну и ну… А с другой стороны, почему бы и нет. На росийском-то троне тоже баба. И тоже далеко не дура. Так, занятый своими мыслями, Буров вынырнул из облака духов, пересек площадку и вошел в павильон. В сущности, это был зал для занятия фехтованием: затоптанный пол, скамейки по периметру, побеленные стены, увешанные масками, оружием, нагрудниками и мишенями. Правда, в одном углу фехтовальную гармонию грубо нарушал боксерский мешок, как сразу же заметил Буров, повешенный неграмотно и годный лишь для отработки малоэффективных низкоскоростных ударов, каковые хотя и сбивают с ног, выворачивают скулы, но костей, увы, не дробят.

— Прошу вас, князь, раздевайтесь, — шевалье живо снял камзол, бархатный жилет, галстук, туфли, парик и вытащил корзину с обувью для фехтования. — Надеюсь, вы не брезгливы, князь?

Натянул легкие, на драпе, тапки, пару раз присел, разминая ноги, наклонился с посредственной гибкостью и принялся разогревать руки — быстро и бестолково вращать ими наподобие мельницы. Не понимая, что суставы надо сначала прочувствовать, а уж потом нагружать.

“Давненько я не брал в руки шашек”, — сам себе соврал Буров, тоже снял парик, одежонку и выбрал тапки поцивильней — хвала Аллаху, что не белые, хотелось бы надеяться, что без грибка. Резко выдохнул, настраивая психику, сразу же расслабился, потряс конечностями, мысленно замкнул “круг внимания”. Махать руками до посинения не стал.