- План плохой. Во-первых, никто мне не разрешит ее нести, да и не в том я состоянии, чтобы трупы носить. А во-вторых, вход в морг разрешен только Андрейке, не считая санитаров, конечно.
- А что же делать тогда?
- Пожалуй,.. есть выход, - Анжела задумалась на мгновение. - Графа Монтекристо помнишь?
Мертвая старуха лежала в соседней палате.
- Вот она, - указав пальцем на труп старухи, сказал Андрейка. - Тощая, легко будет нести.
Старуха была не то что "тощая", а просто микроскопическая - одни мощи. Как ей удалось усохнуть до таких размеров, было загадкой. Белые пушистые волосики на голове, сморщенная рожица, востренький носик, ручки - прутики: старушка "божий обдуванчик". В палате, кроме покойницы, находилось еще три психические дамы. Я сорвал простыню с соседней кровати и накрыл покойницу с головой.
- Посмотри, нет там санитаров, - приказал я Андрейке.
Он охотно выглянул в коридор и помотал головой. Я схватил мертвую старушку в охапку, перекинул через плечо.
- У-у-ух... - непроизвольно вырвалось у меня, несмотря на свои малые габариты, старуха оказалась зверски тяжелая, должно быть, и я за время пребывания в больнице сильно ослабел.
Покачиваясь на трясущихся ногах, я вынес ее из палаты. Услужливый Андрейка бросился мне помогать, но я отстранил его свободной рукой. Впопыхах я упаковал мертвую старуху не очень тщательно - впереди торчали ее белые ноги с мозолями, сзади, покачиваясь, и при каждом шаге тюкая меня в ягодицу востреньким носиком, свешивалось седая голова. Кроме того мне казалось, что с каждым шагом покойница прибавляла килограмма по четыре - набирала все больше живого веса. Растолкав бродивших по коридору дам, я занес тело в палату и, опустив на кровать Анжелы, сел рядом передохнуть. Сердце колотилось, на лбу выступили капли пота, ноги с непривычки дрожали.
- Тяжелая, зараза, - я смахнул со лба пот. - Кирпичами ее кормили, перед смертью, что ли?
- Мертвые всегда тяжелые, - сказала девушка, тщательно укутывая старушку в простыню, накрыла ее одеялом.
Андрейка, улыбаясь, стоял тут же, с бессмысленным интересом следя за нашими действиями. Придав мертвому тело вид крепко спящего человека, мы направились в палату умершей старухи. Анжела легла на ее место, я заботливо прикрыл ее простыней. И хотя Анжела была в полтора раза больше и объемнее покойницы, нам ничего не оставалось, как надеяться на удачу - у графа Монтекристо то получилось.
- Все будет хорошо, - сказал я, склонившись над упакованной в простыню Анжелой. - Верь мне, все будет хорошо...
- Я люблю тебя, - прошептала она.
Из-под простыни высунулась ее рука, что-то упало на пол. Я наклонился и поднял искусственную розу, которую она носила в волосах. Меня вдруг охватило непреодолимое чувство нежности, я коснулся цветка губами, спрятал его в карман и, склонившись, через простыню поцеловал Анжелу со всей страстью, на которую только был способен. За этим занятием меня и застала вошедшая в палату санитарка тетя Маша.
- Замри, - успел шепнуть я Анжеле.
Тетя Маша, остановившись возле входа, как-то странно посмотрела на меня, о чем-то думая, но, не додумавшись, сказала:
- За шоколадкой пришел? У меня шоколадок еще не на одну покойницу хватит. Кончатся, пойду к главврачу просить. Ему из магазинов в виде гуманитарной помощи просроченный шоколад ящиками везут.
- Очень захотелось, - соврал я, сделав идиотское лицо.
- Да и понятно, у вас в рационе сладостей мало.
Мы с Андрейкой под предводительством тети Маши принесли из кладовой носилки.
- Только не уроните, - сказала тетя Маша, остановившись у кровати с накрытым телом и уперев полные руки в бока. - А то в морге все покойники в синяках, стыдно смотреть.
Нужно было погрузить тело на носилки, так чтобы тетя Маша не догадалась о подмене.
Я взял Анжелу за плечи, Андрейка за ноги... У-у-у!! Мертвые считаются тяжелее живых, но те, кто это утверждает, не пробовали поднимать Анжелу! В ней веса было - будь здоров! И если чужую мертвую старуху можно было не беречь без угрызений совести, то Анжелу никак не хотелось уронить или треснуть обо что-нибудь.
"Только бы радикулит не прихватил", - подумал я.
Кое-как мы переложили ее на носилки. Из-под простыни предательски высунулась ступня тридцать восьмого размера с накрашенными алым лаком ноготками. Такая ступня явно не могла принадлежать микроскопической старухе, и когда мы поднимали носилки, я в бессильном ужасе смотрел на эту ступню, в любой момент ожидая разоблачения. Но тете Маше кажется было безразлично, делала ли себе мертвая старуха при жизни педикюр. Мы подняли носилки с Анжелой и двинулись за тетей Машей к выходу. Андрейка шел впереди, покачиваясь от тяжести. Мне было легче хотя бы психологически: все-таки я нес в морг любимую женщину.