Smoke and mirrors

Оля хорошая. Он бы даже сказал, замечательная. По крайней мере, по отношению к нему. Он так и не понял, нравился ли ей или просто был меньшим из местных зол – лучшим выбором для общения. Более того, он так и не смог понять, нравится ли ему Оля. Она работала в одной из сотен служб, на которые подразделялся вышеупомянутый «механизм». И эта шестеренка располагалась в том же здании, где работал и он. Пару ночных совместных дежурств – и они стали периодически заглядывать друг к другу на чай, делится проблемами и некоторыми планами на будущее. Пару раз прибухнули вместе. Ничего больше, просто дружеское общение.

– Тогда потрудитесь объяснить, – снова вырвал его из мира собственных мыслей хриплый бас, – Для чего Вам понадобилось обучаться искусству обмана наших доблестных экспертов?

«Как, интересно, он все вывернет на этот раз?»

– Мне… Не нужно обманывать экспертов, – только и раздалось вслух.

– Прекрасно. Садитесь. Хорошо, что это так.

Он только начал подготовку к возвращению на стул, но в голове упорно жужжало: «Что-то тут не сходится». Сонный мозг был готов уступить внезапно обвалившемуся счастью.

– У меня к Вам только один вопрос остался, – как ни в чем не бывало, успокаивающим тоном, произнес все тот же голос, – Не возглавите ли Вы вновь учрежденное подразделение?

«Ну вот, спектакль в самом разгаре, все встало на свои места». Он тоже снова встал.

К-какое подразделение? – только и вырвался, как надеялся он, риторический вопрос.

– СБСРИиППЭК – Службу Бессовестного Считания Руководства Имбецилами и Подделки Почерка Экспертов-Криминалистов. То есть, вы правда надеялись оставить бдительное, премудрое, всепрощающее и всеми любимое начальство в дураках, используя столь простые методы? Вы, видимо, любите спать не только здесь, но и на занятиях по тактико-специальной подготовке в Академии вы упорно развивали именно этот навык? – продолжал свою горделивую речь потомок Спартака.

Зал неистовствовал. Нескрываемый хохот раздавался теперь из всех его уголков.

«Единственное отличие – речь Великого Революционера предполагала зависимость «угнетенный угнетенным», а не «угнетающий угнетаемым».

Оставалось только ждать, когда остроты кончатся. Он уже перестал испытывать чувство стыда при публичных выступлениях местного оратора. Еще в Академии у них отобрали это бессмысленное чувство. Там такое было не в новинку. Даже хуже: приходилось все это выслушивать, стоя перед строем из доброй сотни таких же, как ты, а не всего лишь подниматься со стула. Он еще помнил те совсем недавние времена, когда его впервые вызвали из строя и бесцеремонно так, при всех, стали крутить вокруг своей оси и показывать, как на манекене, что «неправильно». Тогдашний начальник курса потрепал его сначала за небольшую бородку, бритье которой было разумно отложено в пользу возможности успеть вовремя к своему же «эшафоту». Предусмотрительно спросив: «Что это?» (вероятно, начальник считал, что глаза ему врут) и не дождавшись очевидного ответа, он продолжал. Прокрутив на 180 градусов обессиленное и раскрасневшееся от стыда и несправедливости тело, он указал на небольшую поросль на шее. «А это что?», – снова пытливый ум полковника, лихо управляясь с речевыми средствами, не мог устоять перед открывшейся его глазам тайной. Так продолжалось до тех пор, пока каждая нашивка на его выгоревшей полевке не подверглась не выдерживающей никаких возражений критике. Опустив голову, он чувствовал себя марионеткой в руках опытного и зрелого кукловода. «Шоу «Ты – супермодель» со мной в главной роли», – ехидным тоном в голове отозвалась психика, которая выстроила защиту на основании не озвученных саркастических замечаний.

После такое случалось чуть не раз в две недели. С абсолютным большинством его сокурсников и, конечно, с ним самим. Так что краснеть перед толпой, будучи при этом объектом обсуждения, уже давно было не по его части.

– Нет, я просто не фанат исполнения придурочных приказов, – пробурчал еле слышно наш герой.

А уж этого добра было навалом: то кому-нибудь сверху придет в голову всех собрать после работы для зачитывания новых рекомендаций по поведению, разработанных специально для сотрудников ФСИН (все сводилось к тому, что этот сотрудник должен вести себя, как Дядя Степа из того рассказа, а то и лучше, причем всегда и везде: даже правила домашнего поведения регулировались этой замечательной писаниной, хранившей в себе просто невероятное количество никем не соблюдаемых правил и предписаний); то ни с того ни с сего в четыре утра нужно прибыть к месту службы, получить полный боекомплект и замереть по стойке смирно часа на три, пока всегда учебная, слава Богу, тревога не завершится и мир вокруг не воцарится («это время больше подходит для вероломного нападения, чем для проверки боеготовности», «а нас что, кто-то атакует?», «умели бы договориться, пропал бы смысл воевать» и тому подобное)

– На что вы рассчитывали? На отказ всевидящего ока руководства?, – пытался копировать замечания вышестоящего руководства наш заместитель по работе с личным составом, – Решительно не понимаю.