С тех пор прошла неделя. Горожане жили своей жизнью, испытывая радость и горе, в общем, как везде, когда в погожий день в ворота боярина Торопа постучал Велимир. Воин сидел на коне и заезжать во двор не собирался. Увидев нужного холопа, он произнёс:
– Сотник Савелий приглашает вашего боярина на охоту.
– Ты это, обожди. Я сейчас боярину доложу, – проговорил Андрейка.
Тороп выслушал своего холопа и мысленно аж руки потёр от радости. Несчастный случай на ловитах, что можно придумать лучше? Поразмыслив где-то с минуту больше для вида, дал согласие, и отправил Андрея с посыльным, выяснить все нюансы предстоящей охоты, напутствуя словами:
– Как узнаешь, где всё состоится, сразу дуй сюда. Дело у меня для тебя есть.
Мероприятие, назначенное на среду, должно было происходить в лесу чуть южнее Смоленска и фактически было ангажировано церковью Михаила Архангела, как основным владельцем данной территории. Даже в воскресной проповеди Ермоген, пока ещё не епископ, но уже исполняющий его обязанности, намекнул на необходимость полезного начинания, сообщив точную дату.
– Волков развелось – жуть! – примерно так высказался иерей на своей проповеди.
Приглашение для участия в охоте на серых пушистых разбойников получили все бояре, находившиеся в Смоленске. Началась подготовка, и во всём городе было не сыскать такого места, где хотя бы вскользь не упоминалось о готовящемся мероприятии. Хотя за день до начала было несколько мест, где предстоящая охота не вызывала радостных эмоций. Княжеский детинец оказался одним из них. Всеволода Мстиславовича мучили несколько другие проблемы, связанные с пищеварением. И пока лекари всю ночь отпаивали его разнообразными отварами, рядом с детинцем тоже не спали. Андрейка прибежал в терем сотника затемно. Отыскал Степаниду и рассказал про план покушения. Также поведал и о роли, которая предназначалась ему. Ключница проводила холопа к Савелию, после чего Андрей с саблей Шоно убежал обратно.
Рано утром, наиболее активная часть горожан, а именно бывшее ополчение с Подола, выдвинулась к лесу, окружая периметр загона, потрясая трещотками и иногда стуча в бубен. Слева или справа от лесочка раздавались звуки рога, сообщая загонщикам, с какой стороны нужно ускорить шаг. Волков гнали в сторону поляны, по фронту, в котором в ста шагах друг от друга расположились бояре со своими стрелками, тешась надеждой подстрелить более мясистую живность – лося или оленя, на худой конец кабана. По правилам, любая добыча шла в общий котёл, но существовал негласный личный зачёт, по которому насчитывалось что-то вроде очков. На основании этих баллов и определялся самый ценный охотник, а это сулило не только славу и уважение, но и гарантированный «проездной» на следующую охоту. Для высокородных бояр ценность такого билета сложно оценить, а вот для всех прочих это был неплохой шанс приблизиться к верхушке власти. Занимая высокое положение при дворе князя, Тороп получил от главного ловчего место в первом ряду, рядом с одним из устроителей охоты, но к нему пока не подъехал, оставаясь чуть в стороне, беседуя с соседом. Вместо него там стояли два человека: Батасухэ и Андрейка. Один из них внимательно слушал другого, периодически поглаживая ножны своей сабли.
– После того, как ты срубишь голову рязанцу, я должен тебя подстрелить из лука и оставить волкам на поживу. Такой был план боярина.
– Я догадывался. Что просили передать те, кто затеял всё это?
– Как только Савелия повезут на санках, ты должен спешить к Свиртилу, там тебя укроют. И ещё, сотник предложил тебе на выбор: – либо Новгород, либо в крепости у камня.
– Новгород, – сухо ответил кочевник. – Здесь мне жизни не будет.
Через два года вконец обрусевший Батасухэ будет возглавлять отряд лёгкой конницы, помогая сыну Ярослава громить на льду немецких рыцарей, отдавая долги своей Родине. Но это будет потом, а сейчас…
Лай пёсиков приближался, уже отчётливо было слышно рычание доминирующей самки волчьей стаи. Рязанец слез с лошади, сейчас должно произойти то, к чему его друзья готовились несколько недель.
Хрум, хрум, – послышался хруст снега за спиной.
Сотник развернулся на звук, одновременно вытаскивая свой меч. Батасухэ стоял в трёх шагах с обнажённой саблей.
– Будет ли прощение моему роду за то, что я и мой отец, подобно стае волков, пришли на свою Родину? Не знаю и, наверно, никогда не узнаю. Нет таким, как мы, прощения. Рысёнок предложил отправиться в монастырь, замаливать сей грех, возможно, так и надо поступить. Но не сейчас, пока я воин, буду выпрашивать прощение у своей земли с мечом в руке. Прощай, Савелий. Спасибо за отцовскую саблю, но знай, я помню, как она попала к тебе. – Батасухэ приподнял клинок к уровню глаз, затем вздёрнул руку к небу и прокричал боевой клич: – Ур-ргах!