Смотреть и видеть. Путеводитель по искусству восприятия

Мне нравится относительность понятия “шум”. Я с большей вероятностью смогу найти нечто чарующее в звуках города, если его шумовые свойства определяются моей психологией, а не только самими звуками. Например, можно с уверенностью сказать, что восприятие человеком городских звуков изменяется в зависимости от времени. Сначала город кажется человеку ужасно шумным, но со временем он перестает обращать внимание на звуки, хотя и продолжает их слышать[26].

Есть, однако, некий звук, который горожане единодушно признают шумом. Нам с Лерером не пришлось долго его ждать. Мы только что пересекли проспект и зашагали по тихой боковой улочке, когда по этому самому проспекту пронесся (сильно нам мешая) тюнингованный мотоцикл. Он оказался в поле зрения, наверное, не дольше чем на пару секунд, однако помешал нам невероятно. Пришлось на время прервать разговор. То же самое сделали и другие пешеходы. Я почти уверена, что птицы перестали в этот момент чирикать, стоящие на обочине автобусы перестали ворчать, а наши шаги перестали отдаваться эхом.

Конечно, шумность мотоциклов во многом определяется просто ее громкостью: находясь от байка менее чем в половине квартала, мы испытали на себе, пожалуй, не меньше 100 дБ. Децибел – это мера субъективного восприятия силы звука[27]. Громкость 0 дБ соответствует пределу слышимости звука. В современном городе такой тишины не бывает. Как правило, звуки имеют громкость в 60–80 дБ – в этот диапазон попадают звуки спокойного разговора за обеденным столом, гудение пылесоса и шум транспорта. Когда сила звука достигает 85 дБ, он непоправимо повреждает механизм уха.

Реснички, крошечные волосковые клетки, торчащие на поверхности улитки внутреннего уха, начинают колебаться, когда вибрации воздуха – воздушные потоки, представляющие собой звук, – проникают во внутреннее ухо. В результате такой стимуляции реснички запускают возбуждение нервных клеток, которые переводят вибрации в электрические сигналы, образующие звуковую картину. Если эти вибрации достаточно сильны, то волосковые клетки сгибаются под их воздействием. Поток воздуха может скосить, смять или оторвать реснички – в результате они повреждаются, теряют гибкость и слипаются, так что ухо становится похожим на сильно помятый газон. Если слишком долго воздействовать громкими звуками на волосковые клетки, они не восстанавливаются и ухо навсегда лишается своего нейронного опушения. Для обладателя таких ушей мир становится все тише, пока в нем не остается ни музыки, ни звуков, ни шума.

Крупные города полны источников звука, постоянно приближающегося к порогу потери слуха. Причины того, почему эти звуки так оскорбляют наш слух, кроются в биологии: уши приспособлены для восприятия частот, которые мы используем в речи – от нескольких сотен до нескольких тысяч герц. Большая доля звуков, производимых человеком, имеет те же частоты. Высокие чистые звуки раздражают нас больше всего: визг поезда метро имеет частоту 3–4 тыс. Гц; скрип ногтя по классной доске – 2–4 тыс. Гц. Эти звуки кажутся нам неприятными из-за формы человеческого уха, которое позволяет высокочастотным звукам легко отыскивать путь к улитке внутреннего уха. Ухо устроено так, чтобы усиливать эти вибрации и направлять их к волосковым клеткам. Но мучительным звук кажется не только уху, но и мозгу. Если мы знаем, что слышим звук, который прежде определили как “раздражающий”, организм реагирует на него так, будто это он и есть. Такая реакция представляет собой ответ симпатической нервной системы, которая обычно включается на выпускных экзаменах, при встрече со львами и возлюбленными. Мы потеем, замечаем, что потеем, и начинаем потеть еще сильнее.

Когда мы с Лерером шли по улице под рев мотоцикла, я поймала себя на том, что заправляю волосы за левое ухо, чтобы лучше слышать, что говорит Лерер. Это чисто механическое действие: уши крайне чувствительны независимо от того, закрыты они волосами или нет. Пока Лерер говорил, звуковые волны проникали в извилистую раковину наружного уха и передавались по тонким косточкам, заставляя мембрану вибрировать, а крошечные волосковые клетки танцевать. Сила, нужная, чтобы привести в движение танцующие волоски в ухе, настолько мала, что не потревожила бы и комара.

Слух отличается от остальных наших чувств тем, что нормально функционирующее ухо само производит шум (отоакустическая эмиссия). Хотя мы сами обычно не слышим эти звуки, считается, что они настолько специфичны, что их можно использовать в качестве акустических характеристик для идентификации личности. Я слегка наклонилась к Лереру и прислушалась. Ничего. Вместо этого в ушные каналы проник знакомый звук – звук удара компактного плотного предмета о более мягкий монолитный материал – шлеп!