Смотреть на звезды. (Вопрос – половинка сердца)

Элин покосилась на братьев, которые подавленно молчали, глядя на свои вылизанные тарелки. У Эдвина пышная, цвета спелой ржи, копна волос на голове, которую ему до сих пор не остригли, несмотря на то что ему уже было семь и он пошел в школу. Локоны вились кольцами и ниспадали на плечи золотым водопадом. Эрик всего на год старше брата, но совсем другой, даже внешне. Волосы у него прямые, и ни намека на кудри. Марианна регулярно подстригала Эрика машинкой для стрижки, открывая оттопыренные уши.

– Вы наелись? – Элин гипнотизирующе уставилась на братьев, и те, неохотно кинув, сползли с диванчика.

– Можно мы пойдем? – спросил Эрик.

Элин кивнула, и вскоре шаги мальчишек затихли на верхнем этаже. Сама она осталась на кухне. Сидела, слушая грохот моющейся посуды, и молча наблюдала за сгорбившейся спиной – раковина была слишком низкой. Внезапно спина замерла, и Марианна, не разгибаясь, сказала:

– Все-таки мы неплохо живем, правда?

Элин не ответила. Мать не повернула головы. Их взгляды не встретились. Грохот посуды возобновился.

– Что бы я без тебя делала? Без твоих братьев? Вы ж мой покерный сет.

– Только поменьше злись, ладно?

На этих словах Марианна обернулась. В окно кухни ярко светило солнце, и в его лучах стекла ее очков выглядели грязными. Она встретилась взглядом с Элин, тяжело сглотнула, взяла ложку и снова принялась соскребать со дна холодные макароны.

– Вы точно наелись?

Взяв кастрюлю, она втиснулась рядом с дочерью на диванчик и ласково потрепала по голове:

– Ты так много мне помогаешь, без тебя бы я ни за что не управилась.

– У нас правда совсем не осталось денег? Даже на пакет молока? Ты же покупаешь сигареты. – Последние слова Элин произнесла почти шепотом, уперев взгляд в стол.

– Правда. Во всяком случае, до конца месяца уж точно. Сигареты тоже кончаются, и мне не на что новые купить. Все ушло на ремонт машины, ты же сама понимаешь – без нее никуда. Нам придется довольствоваться тем, что найдем в кладовке, там, кажется, еще оставалось несколько консервов. А если уж совсем невмоготу станет, то в кране всегда есть вода.

– Позвони бабушке. Пусть она поможет. – Элин робко посмотрела на мать.

– Ни за что, – мотнула та головой. – Да и чем она может нам помочь? Она такая же нищая, как и мы. Я не собираюсь плакаться ей в жилетку.

Элин встала и, порывшись в карманах давно ставших тесными джинсов, выудила сложенный лист бумаги, огрызок карандаша, две смятые купюры по одной кроне и пару монет по пятьдесят эре.

– Вот, смотри, что у меня есть. – Она выложила деньги на стол.

– Что ж, этого хватит на один пакет. Спасибо. Завтра, если хочешь, загляни в магазин. Я верну тебе четыре кроны, когда получу деньги. Обещаю.

Элин кивнула и выскользнула из дома. Из прохладных сумерек – наружу. Марианна осталась сидеть за кухонным столом. С новой сигаретой в руке.

Элин считала капли, падавшие из водосточного желоба. Они медленно просачивались сквозь сосновую хвою, которая набилась в отверстие, и с глухим бульканьем приземлялись в синюю пластмассовую бочку – Марианна притащила ее из соседней усадьбы. Раньше в ней хранилось средство для борьбы с насекомыми-вредителями. Для борьбы. Борьба. Элин нравилось это слово и то, что оно обозначало. Ей хотелось верить, что какая-то часть духа этой борьбы все еще оставалась в бочке и она тоже может взять себе немножко, если потребуется. Мысленно она окутывала бочку невидимыми чарами и жарко шептала:

– Борись. Бейся и победи их! Всех, кто несет в себе зло!

Возле бочки, за углом дома, у нее был устроен тайник. Здесь мало кто бывал, кусты вплотную подходили к стене, и сосновые иголки щекотали подошвы, когда она ступала по ним босиком. Элин полжизни пряталась здесь, начиная с пяти лет. Она приходила сюда, когда ей просто хотелось побыть одной. Или когда случалось с кем-нибудь поссориться. Когда напивался папа. Когда плакала мама. Из нескольких веток, принесенных из леса, она соорудила себе маленький стульчик, и он всегда здесь стоял и ждал ее, прислоненный к стенке. Она любила сидеть на нем и думать – в одиночестве она лучше слышала свои мысли. Крыша и водосточный желоб из пластика укрывали ее голову от дождя, но только если она усаживалась вплотную к дому. В такие моменты она откидывала голову назад, зажмуривалась и давала каплям дождя мочить свои поношенные джинсы. Джинсовая ткань покрывалась темными крапинками, и по бедрам, словно ледяное покрывало, расползался холод. Дождь припускал, становился сильнее, а она все сидела, выставив ноги наружу, и чувствовала, как ткань намокает все больше, а холод пробирает ее все сильнее.

В бочку быстро падали капли. Она сосредоточивалась на этом звуке, считала капли и за все время ни разу не сбилась и не перепутала ни одной цифры. В школе со счетом было куда хуже. Там никогда не было таких чистых и ясных звуков, как здесь. Один только шум, крики, топот и беготня по лестницам. В этом хаосе мозги Элин волей-неволей отмечали все, фиксировали каждый звук. Цифры в голове сбивались в кучу, она терялась и не могла сосредоточиться.