Смотри, я падаю

Она падает и падает сквозь мир слов и красок, а Тим поставил мотоцикл у спорткомплекса, напротив автобусной остановки в Магалуфе. Прячась за контейнером, он следит за остановкой, пока часы тикают все ближе к одиннадцати, 22:52, 22:53, и тут он видит, как они подходят. Две девушки, лет двадцати пяти, в коротких платьях. Платье одной из них покрыто серебристыми пайетками, у второй – в красно-белых полосках, как карамель, ткань плотно облегает их тела. Девушки рухнули сюда, на эту остановку, в освещение городской окраины, сквозь всю историю. Кто они, эти девушки? Неужели ночь превратила и тебя в одну из них, Эмма?

Понимают ли они, что их ждет?

К автобусной остановке подкатывает черный «Мерседес», останавливается, из него выходит Хоакин Оррач и жестом зовет девушек в машину.

– Vamos, vamos[203].

Девушек заглатывает пасть задней двери. Она захлопывается за ними мягко и тихо, машина скользит прочь, Тим заводит мотоцикл, выезжает с парковки, давит на педаль, держится не слишком близко от машины, выключает фары, чтобы его не заметили, и теплый ночной воздух ласкает его щеки. В окнах домов зажигают и гасят свет. Бассейны вибрируют в темноте между зданиями.

Он преследует машину на автостраде в сторону города. Чувствует на теле проводок, прикрепленный Симоной.

Красные огни тормозов.

Мягкие повороты.

Мимо пригородов Genova, Bonanova, и когда ему кажется, что они свернут в сторону гор, они вдруг сворачивают к центру. Мимо «Макдоналдса» и закрытого тренажерного зала.

Головы девушек видны в заднем стекле, это за Эммой он следит. Это себя и Ребекку он зовет, когда шепчет слова о семье.

Оррач тормозит, сворачивает к двум заброшенным высоким домам на улице Calle Martín Costa, дальше по узкой улочке к другому зданию, где белые балконные перила выглядят как косо поставленные у фасада лестницы, а на первом этаже большие окна с решетками. Тим едет дальше, держится у края дороги, фары выключены. Машина Оррача останавливается у въезда во второй дом. Тим выключает мотор, беззвучно съезжает по наклонной улице. Оррач ждет, пока откроются ворота. Он въезжает, и ворота закрываются. Тим паркуется, прислоняет мотоцикл к высокому железному забору, который окружает первый дом, и идет в сторону ворот.

Он слышит, как Оррач говорит, девушки хихикают, что-то шепчут друг другу.

Никакой охраны.

Никаких других машин.

Тим смотрит на дом. Фасад покрыт желтым кафелем, как песок из пустыни Сахары. В окнах темно, балконы пусты.

Он насчитывает пятнадцать этажей, видит, как зажигается свет на верхнем, под самой крышей, и верх дома становится похожим на светящийся маяк.

Еще машины.

Он прячется за деревом.

Машины «БМВ» и «Ауди»-комби останавливаются у ворот. Ворота открываются, машины въезжают, паркуются, и из них выходят Лопес Кондезан и Хуан Педро Салгадо. Они кивают друг другу и исчезают в здании, входят в лифт в полумраке вестибюля.

Тим идет вдоль забора до тополей. Перелезает через ограду, чувствует боль в икрах, ране на боку, а когда приземляется на сухой земле, то такое ощущение, будто ему в бок кто-то загоняет тупой нож.

Он крадется к дому между рядами кустов, приседает на корточки, медленно поднимает голову на освещенные окна под самой крышей.

Хочет увидеть там Эмму. Хоть тень, хоть контур.

Не хочет ее видеть.

Ты же там. Ты была здесь, правда же?

Ты все еще здесь. Скажи, что я нашел тебя.

Или я увижу Наташу.

Она здесь.

Тим перебегает дорожку, пять ступенек до входа, трогает ручки двери, и ему везет, дверь не захлопнулась как следует.

Он не решается ехать лифтом, ищет дверь на лестницу, находит и начинает медленно подниматься в темноте, этаж за этажом. Пот течет по спине, по лбу, он тяжело дышит, одышка усиливается, кружится голова, в воздухе стоит пыль, его тошнит, он пытается считать этажи, теряет счет, садится на ступеньки отдохнуть, знает, что нужно подниматься выше, и поднимается.

Он наверху.

Видит свет, который просачивается под дверью той квартиры, которую он подозревает.

Тихая музыка в стиле диско. Шакира.

Он осторожно нажимает на ручку двери, приоткрывает ее. Большая комната, белые стены, освещенные приглушенным светом бра, собранные в гроздья в имитации стеариновых свечей. Дальше кухня, блестящие белые шкафчики, никаких аппаратов. Два дивана друг напротив друга, между ними стол. Через большие окна он видит, как город демонстрирует свои мерцающие огни, дышит, как звездное небо во тьме. Близко, далеко, мрак ночи, сожравший свет дня.

Коридор.

Там должны быть спальни.

Пригнувшись, он идет по коридору, слышит приглушенную музыку из одной комнаты, за другой дверью слышны стоны двух мужчин, женский голос ноет, он хочет сорвать дверь, увидеть, что происходит, прикладывает ухо и слушает.

Ему кажется, что он различает голоса Салгадо и Кондезана.

Он продолжает путь дальше. В квартиру, куда не проникает свет. Мимо двух спален с открытыми дверями и кружевными занавесками на окнах, двух ванных комнат, пока не подходит к последней, закрытой двери. Он опять в роли вуайериста, стоящего у бассейна, и не способного оторвать глаз от Наташи Кант и Гордона Шелли.