Смотри в лицо ветру

Время расширилось, и все вокруг взорвалось.

Последняя его мысль была о судьбе Гюйлера.

В небесах над Чашей вспыхнул огонек.

Кабе, погруженный в безмолвие и во тьму, смотрел, как свет звезды Джунце, помигав, стал разгораться совсем рядом с тускнеющей новой Портиции и вскоре затмил ее.

Квилан сидел отрешенно, в какой-то прострации, но вдруг завалился вперед и соскользнул на пол, прежде чем Кабе успел его перехватить.

– Что с ним? – взвизгнул Терсоно.

Грянули аплодисменты.

Квилан испустил последний вздох и замер.

С соседних мест послышались испуганные возгласы; Кабе бросился приводить челгрианина в чувство, и в этот момент в небе прямо над ними вспыхнул новый, очень яркий огонек.

Кабе обратился за помощью к Концентратору, но ответа не получил.

Пространство, время

…страх и внезапная резкая боль, перед глазами возникает здоровенная белошерстая морда; отчаяние, ужас и бессильная злоба при мысли о предательстве, едва он очнулся и попытался – поздно, слишком поздно – защитным жестом поднять руки, впрочем, напрасно; яростное клацанье громадных челюстей, сомкнувшихся на его шее, мучительная стальная хватка, мгновенное удушье, отсутствие воздуха; тело вздергивают, трясут, шейные позвонки с хрустом переламываются, мозг трепещет в черепе, расставаясь с жизнью и чувствами…

Что-то скользнуло вдоль шеи: ожерелье тетушки Зильдер. Почему не прекращается тряска? Что-то тонкое разорвалось, легонько задело шею, а кровь брызгала во все стороны, и воздух толчками выходил из груди. Ах ты, ублюдок, подумал он; его снова яростно, бешено встряхнули, и сознание померкло.

Боль не отступала, хотя чуть уменьшилась; его ухватили за шею, поволокли по чужацкому кораблю. Болтались обмякшие, неуправляемые конечности; он превратился в разорванную тряпичную куклу. В туннелях по-прежнему воняло гнилыми фруктами. Глаза слипались от крови. Надежды на спасение не было.

Механические шумы. Хватка разжалась. Его опустили на какую-то поверхность. Голова на разодранной шее завалилась набок.

Рычание, треск, скрежет – звуки следовало как-то соотнести с болью, с каким-нибудь ощущением, но для него они утратили смысл. Затем тишина, темнота, полное бессилие и неспособность действовать; он лишь ощущал медленное угасание чувств. Крохотная вспышка боли на загривке, еле заметный укол напоследок, будто в насмешку.

У него ничего не вышло. Он не справился. Не сумел вернуться. Не успел предостеречь. Не стал героем. Так быть не должно, но он умирает – в одиночестве, мучительной смертью, сознавая лишь предательство, отчаяние и страх.

Шипение. Угасание. Холод. Движение. Внезапный порыв колючего холодного ветра ободрал кожу.

Потом полная тишина, холод, невесомость.

Умирая, Уаген Злепе, ученый, сокрушался о том, что слипшиеся от крови веки не позволяют ему увидеть нагой свет далеких звезд в вакууме.