Смотри в лицо ветру

Он задумался, стыдно ли ему за свой страх, и решил, что нет. Страх существовал неспроста. Страх присущ любому существу, не до конца расставшемуся с эволюционным наследием и еще не переделавшему себя полностью по своему хотению. Чем выше сложность организма, тем меньше он полагается на боль и страх как факторы выживания; их можно игнорировать, поскольку в случае чего есть другие способы справиться с проблемами.

Затем он задумался о том, принимает ли в этом участие воображение, и решил, что да. Любой организм способен научиться избегать ситуаций, которые, как подсказывает опыт, наносят вред и боль, но лишь разумное существо способно на умозрительное прогнозирование опасности и предотвращение возможного вреда. Уаген вознамерился составить несколько глифов по этому поводу – не сейчас, а позже, если уцелеет.

Он поглядел вверх. Йолеус исчез из виду, его исполинская туша затерялась в туманной ряби. Уаген видел только пятно инфракрасного сигнального буя и охранявших его разведчиков, которые летели вслед за главным отрядом. Вокруг Уагена двести стремительных иссиня-черных силуэтов неслись к огромной синей тени, со свистом и шелестом рассекая плотный теплый воздух.

Спустя несколько мгновений силуэты внезапно расширились, растянулись, распростерли в воздухе громадные темные перепончатые крылья. 974 Праф отцепилась со спины Уагена и стала падать сама, наполовину раскрыв крылья.

Теперь можно было различить структурные детали на поверхности дирижаблевого левиафавра: шрамы и глубокие борозды в лесах на спине, обтрепанные плавники в сотни метров высотой, многокилометровыми полупрозрачными полотнищами трепещущие в вялой спутной струе левиафавра. Кое-где плавники были оборваны, а из задней оконечности исполинского существа некто еще больший выгрыз огромный кусок плоти.

– А он малость пожеванный! – крикнул Уаген 974 Праф.

Та слегка повернула голову в его сторону и, медленно маневрируя, отозвалась:

– Йолеус полагает, что подобные повреждения не имеют прецедентов в памяти ныне живущих.

Уаген кивнул, но потом вспомнил, что дирижаблевые левиафавры живут как минимум десятки миллионов лет. Похоже, прецедентов и впрямь долго не было.

Он посмотрел вниз. Покрытая шрамами округлая спина безымянного дирижаблевого левиафавра приближалась. Уаген заметил внизу какое-то мельтешение. Умирающего обнаружили не только приматообразный гуманоид да пара фальфикоров.

Все это походило одновременно на жуткую раковую опухоль и на гражданскую войну. Экосистема дирижаблевого левиафавра Сансемина разрывала себя на части. А теперь к разорению присоединялись и другие существа.

Имя левиафавра узнали, сличив с описанием. 974 Праф облетела левиафавра в поисках отличительных особенностей, не затронутых разрушениями, после чего вернулась к обнаженному участку оболочки на спине левиафавра, где обосновался отряд разведчиков. Переводчик передала свои наблюдения через огромное зерно сигнального буя, который опустился в центре наскоро разбитой стоянки. Инфракрасный луч буя отыскал Йолеуса в десятках километров наверху, и через некоторое время пришел ответ. Как выяснилось из сведений, обнаруженных в библиотечном собрании воспоминаний Йолеуса и его соплеменников, умирающего левиафавра звали Сансемин.

Сансемин всегда держался особняком; его считали отщепенцем, практически изгоем. Тысячи лет назад он покинул приличное общество и с тех пор обретался в менее благоприятных для жизни и в менее престижных областях аэросферы, то ли один, то ли в сопровождении еще некоторого числа таких же левиафавров-неудачников. Существовали неподтвержденные свидетельства о его редких появлениях в самом начале его одиночных скитаний, но в последние пару веков он совсем пропал из виду.

А теперь его снова обнаружили, на грани смерти и раздираемого каким-то внутренним конфликтом.

Вокруг гиганта клубились склочные стаи фальфикоров, отрывали куски наружных кожных покровов и растительности. Смерины и фюэльриды, крупнейшие крылатые существа аэросферы, то впивались в живую плоть левиафавра, то набрасывались на огромные рои фальфикоров, которые, привлеченные невиданным количеством пищи, совсем забыли об осторожности. Гладкие округлые громады пары огринов-мародеров – редкого вида проворных левиафавров длиной всего метров сто, крупнейшего хищника этого мира – величественно подплывали, грациозно скользя и изгибаясь, чтобы ухватить кусок плоти Сансемина или стайку фальфикоров, а то и случайного смерина или фюэльрида.

Прожилистые лоскуты кожного покрова левиафавра падали в синеву, как темные паруса, сорванные ураганом с мачты клипера; лопались наружные баллонеты и газовые мешки колоссального существа, выбрасывая недолговечные облачка газа; изувеченные фальфикоры, смерины и фюэльриды, неуклюже кувыркаясь по спирали, падали в бездну; в плотном воздухе их крики звучали совсем рядом и вместе с тем почти терялись в оглушительном шуме безумного пиршества.