Смотря по обстоятельствам

— Ну и вытрезвитель здесь устроили!

— Уши мерзнут, — согласился Лева.

— Надо поддать малость, — решил Федя и открыл дверцу печи.

Лева набрал воды в кованую кружку емкостью с полведра и кивнул мне:

— Придержи-ка дверь с той стороны.

Я легко выскочил из парной и подпер дверь. За дверью зашипело и ухнуло… а я почувствовал, что лечу.

— Ну кто ж так держит! — выскочил из парной Лева. — Весь пар выпустил. Упрись хорошенько.

Я уперся.

Наверное, у них здорово все получилось, потому что, когда меня завели в парную, я понял — сырым мне отсюда не выйти!..

Жара парализовала. А двое дюжих мужиков хлестали так, будто я украл у них последнюю радость жизни!

Внутри у меня что-то созревало, увеличивалось, выпирало, пытаясь вырваться наружу. Казалось, как только вырвется, — сразу станет хорошо!.. Вероятно, выходил насморк, а может, отделялась душа… Тело мое поднимали с лавки на лавку, к самому потолку… Я уже был готов, конечно, — это меня обжаривали, поворачивая и отыскивая недорумяненные места… А венички хлестали и гладили… хлестали и гладили…

— Ощущаешь, какая легкость в теле?! — говорил Лева, неся меня в раздевалку.

Он поставил меня на ноги, и я опустился на бидон с пивом…

— Отдохнул малость? — спросил Федя, встряхивая новым, не пользованным веником. Из рыжего он превратился вовсе в огненного. — Сейчас тебя еще разок разогреем и начнем топтать. Мастер у нас Лева!..

Я рванулся было к коридору, но вспомнил про очередь в женскую половину и остановился. Этим воспользовались мои друзья и взяли меня за руки.

Чувствуя крепкие, дружеские пожатия на запястьях, я смело вошел в парную, лег сразу на третью полку и отключился…

Открыв глаза, я увидел, что покрыт белой простыней. Легкости в теле не ощущал, потому что не ощущал и самого тела. «Так оно и должно быть на том, то есть уже на этом свете», — думал я, не без любопытства озираясь по сторонам.

Возле меня суетились два голых ангела в лыжных шапочках. Цветом они похожи на хорошо проваренных раков. Музыки слышно не было…

В больнице меня навестил Лева. Пришел он не один, а с тем самым Федей.

— Ну, как твой насморк? — спросил Лева.

— Спасибо. С насморком все в порядке. Доктор говорит, что тут какая-то астения.

— Астения? Ну, это мы из тебя быстро выгоним! — Он поправил одеяло у меня в ногах, показал на Федю: — Достал дюжину дубовых веничков!..

ИНОСТРАНЕЦ

Явно не вовремя вошел шеф, нежданно… И не так он наивен, Борис Сергеевич, считали в бюро, чтобы портить кровь себе и людям, а тут вот возник «без доклада».

По столам пронесся шорох, но к кульману встать никто не успел. Кроме Бровиной, конечно, которая от кульмана не отходит. (Надо больше всех!..)

Отработанным движением Конев задвинул в стол шахматную доску (у него слабость: он способен оценить позицию только на большой полноценной доске); уронил, правда, короля, но и успел отметить, что король-таки противника…

Не менее ловко Красина избавилась от макраме (плетет она исключительно из любви к искусству!) и успела еще метнуть взгляд на Марию Петровну… Но та убрала вязание (вяжет сейчас мужу шапочку «Петушок» для бега трусцой), не потеряв ни одной петли…

Проще всех Печерице. У него реквизиту — всего ничего — листок бумаги в клетку, где он ходом шахматного короля строит слова. (Дома он играет с женой в «Королевский квадрат» и берет тайком игру на работу, как берут работу на дом…)

А вот Митрич (так в КБ прозвали добряка Дмитрия Ивановича) очнулся с опозданием. Шеф, по мнению кабешников, успел заметить, как тот дремал, подперев руками свой «сократовский» подбородок…

Одна Верочка не суетилась: не стала прятать зеркало и косметичку и продолжала наводить макияж. Но только всем своим видом показывала теперь, будто делает это исключительно для вошедшего шефа…

Борис Сергеевич был возбужден. Он попросил внимания, хоть просьба была уже излишней, и сказал:

— Сейчас вы увидите настоящего иностранца!..

— ???

— Да-да, иностранца, я не шучу! Он на нашем предприятии проходит в порядке, так сказать, технического сотрудничества…

По бюро снова прошло движение.

— Николаев у нас, кажется, в отпуске?.. Вот гость и будет работать пока на его месте.

Митрич проснулся окончательно… а Верочка застыла с открытым и недокрашенным ртом…

— Так что, сами понимаете!.. — в голосе шефа зазвенел металл.

…Не успели в бюро «переварить» новость, а уже снова появился шеф, пропуская вперед себя человека. Это был молодой мужчина, одет в джинсы (ношеные) и вельветовый френчик тамошнего покроя. По внешности его вроде бы и не было ничего «сверх», однако ж сразу чувствовалось, что человек не наш.

Иностранец улыбался, открывая зубы все, какие есть («голливудской» улыбкой, — решили кабешники, — конечно, фальшивой!»), и держался свободно (этого у них не отнимешь!).

— Мистер О’Браен! — сказал шеф так, будто тем только и занимался, что всю жизнь представлял иностранцев.

— How do you do, ladies and gentlemen! — жизнерадостно произнес гость на настоящем иностранном языке. И тут же, зафиксировав легкий поклон, перевел на ломаный русский:

— Страстфуйте, тофаричи!