Смотрим кино, понимаем жизнь: 19 социологических очерков

Думается, что дело не сводится к простому самолюбованию (нарциссизму), хотя, понятно, без него тут не обходится и склонность к нарциссизму таится в каждом из нас. Речь идет об устойчивых попытках взять дело саморепрезентации в свои собственные руки. Теперь не нужно просить кого-то об одолжении, тем более что этот кто-то всегда сделает не то и не так. Сам себя ты изобразишь лучше, по крайней мере, тебе так кажется. Появилась возможность не только отбирать наилучшие варианты, но и подправлять свой облик – подретушировать, отфотошопить, представить себя в наилучшем виде, в соответствии со своими представлениями или желаниями.

Молодые поколения теперь даже иногда называют поколениями селфи. Но дело не сводится к одной только молодежи, увлечение стало поистине повальным, его не избежали президенты ведущих стран и даже сам Папа Римский.

Любопытно, что технология селфи уже не является исключительным достоянием человека. В 2011 г. британский фотограф-натуралист Дэвид Слейтер в джунглях Сулавеси делал серию фотографий хохлатых павианов. Неожиданно обезьяны завладели камерой и смогли сделать ряд автопортретных снимков. Далее развернулась дискуссия о том, кому принадлежат авторские права на подобные снимки.

В общем, теперь нам хочется не просто наблюдать, подглядывая за другими. Мы хотим большего: быть творцами этой жизни. Быть не только Труманом (поднадзорным) и не просто зрителем (рядовым надзирателем), но самим Кристофом (режиссером) – творить пусть и не чужую, но хотя бы свою собственную жизнь. Не потреблять чужой контент, а становиться производителями собственного контента. Превратить самого себя в привлекательный медиаобъект.

Так, с развитием простых массовых технологий началось широкое производство любительского контента и прежде всего контента о самих себе. Появились авторские любительские фотобанки, со временем переросшие в Инстаграм. Обычный человек теперь воистину «сам себе режиссер», а заодно актер и монтажер текстов и видеопродукта. Получив готовый технический инструментарий, все начали строить собственные искусственные миры, которые хороши уже тем, что они свои.

Колоссально расширились возможности творчества и разнообразного креатива и, что делает ситуацию еще более комфортной, без особой ответственности за качество продукта, ибо требования к качеству заведомо невысоки. А вскоре выяснилось, что на этом можно еще и зарабатывать, – возникла новая ролевая модель, образец подражания для многих. Правда, для этого качество продукта все же приходится поднимать.

Впрочем, даже и без всякого заработка, производя собственный контент о себе любимом, ты тешишь себя иллюзией контроля над собственным имиджем в представлении других, ведь кто сделает это лучше и правдивее, чем ты сам. Попутно для зрителей создается дополнительная иллюзия достоверности происходящего, ибо контент получается «из первых рук».

С одной стороны, хочется онтологического прорыва к той самой «реальной жизни». А с другой – хочется не просто наблюдать и подглядывать за другими и не просто как-то фиксировать моменты своей собственной жизни, но и постоянно показывать свою жизнь другим (человек все-таки «общественное животное»). И не просто показывать, а обязательно убеждаться в том, что другие ее увидели, похвалили тебя, полайкали и подтвердили значимость содеянного. Человек пытается добиться немедленной обратной связи, становится зависимым от нее, переживает, если она недостаточно активна. Теперь, кроме режиссуры и исполнения, ты становишься также прокатчиком и промоутером, пытающимся вовлечь как можно большее число наблюдателей в конструирование себя как медиаобъекта.

От туристического отчета (экзотики) к демонстрации обычной жизни

Что же, собственно, репрезентируется? Здесь мы также наблюдаем интересную эволюцию. Все начиналось с традиционного туристического взгляда на окружающий мир (tourist gaze): каждый стремился изобразить себя на фоне каких-то, условно, монументальных камней, зафиксировав для других свое пребывание в некотором важном для референтной группы символическом месте («Киса и Ося были здесь», словами незабвенного романа «Двенадцать стульев»). Иными словами, пытались придать стандартным ситуациям и объектам характер экзотики, исключительности, чтобы подчеркнуть собственную особенность и значимость.

Когда же с распадом Советского Союза пал «железный занавес» и внешний мир открылся, ранее недоступные места стали в принципе доступны каждому желающему (или по крайней мере многим). И вслед за доступностью появились признаки усталости от всей этой «экзотики»: многие уже везде побывали и поняли, что внешние миры более или менее одинаковы, а их исключительность мнимая. Перебирая снятые тобою фото и видео многочисленных заснеженных гор и бесконечных песчаных пляжей, ты уже не в состоянии вспомнить, где и когда это было, если, конечно, не подписывать изображения (позднее техника стала делать это за нас).