После четвертой стопки профессора мадам Лохонг замахала руками, привлекая его внимание и показывая на двух истуканов, сидящих недалеко от пиршественного места.
Приглядевшись в темноте, профессор увидел, что Исай и Йозеф остаются такими же неподвижными, но их глаза сверкают, а ноздри жадно втягивают идущие ароматные запахи.
— Так-так, — подумал про себя профессор и закурил сигарету Кэмел, выпустив струю дыма в сторону офицеров. — Я думаю, что именно это имел в виду учитель, которого прикончил недальновидный Савандорж.
Встав с кошмы и размяв несколько затекшее тело пожилого человека, профессор взял тарелку с сурпой, налил рюмку и пошел к Исаю. Следом за ним пошла Катерина с небольшой сумочкой с красным крестом.
Профессор поочередно подносил к носу лейтенанта то сурпу, то водку, попыхивая ароматной сигареткой. Наконец, терпение лейтенанта кончилось, он вздохнул, а потом на самом вдохе ему под нос была сунута ватка с аммиаком. Дикий крик огласил скромное жилище мадам Лохонг, и лейтенант Метелкин стал заваливаться на бок, начиная двигать пальцами на руках и ногах.
Такая же процедура была проделана и с штурмфюрером фон Безеном.
Через полчаса офицеры уже сидели у большой кастрюли с сурпой и аппетитом закусывали выпитую водку.
Сидевшие рядом с ними женщины кратко рассказали о состоявшемся разговоре с профессором. Судя по взглядам, которые бросались ими на профессора, было совершенно непонятно, удивило это их известие или не удивило, обрадовало или не обрадовало, но то, что оно заставило их задуматься, было ясно даже и без этих взглядов.
Насытившись до отвала, фон Безен в соответствии с немецким менталитетом того времени смачно пустил газы и как-то осекся на средине, почувствовав, что он вообще-то наполовину русский, если верить тому, что рассказал профессор. И вообще, нужно будет узнать, что делают вообще эти русские. Вероятно, нужно будет почитать сочинения господина Достоевского, благо вдруг выяснилось, что он в совершенстве владеет русским языком, который является для него родным. А Исай, оказывается, его родной брат-близнец и Мария с Катериной их сестры от разных матерей. Как-то все перепуталось в голове и совершенно непонятно, кто они все такие и зачем собрались в этом месте.
Еж под шкуру от Сталина
Кабинет Сталина. Поздний вечер, плавно переходящий в глубокую ночь, означающую конец рабочего дня у мыслителя за весь мир и главного большевика Иосифа Сталина. Закурив папиросу Герцоговина Флор, надоело ломать папиросы на показ перед посетителями, Сталин глубоко затянулся и подумал, что он не сделал что-то мелкое, что хотел сделать еще утром.
После второй затяжки он вспомнил об этом и поднял трубку, соединяющую его с приемной.
— Слушаю, товарищ Сталин, — раздался голос секретаря Поскребышева.
— Товарищ Поскребышев, — сказал Сталин, — запросите товарищей Берия и Абакумова о состоянии дела номер сто. И пусть они мне доложат.
Кабинет Берии.
— Все, рабочий день закончен, — думал Берия, наливая в рюмку армянский коньяк и доставая из шкафчика тарелку с кусочками швейцарского шоколада.
Внезапный звонок заставил его вздрогнуть, рюмка с коньяком переполнилась и часть коньяка вылилась на зеленое сукно стола.
— Черт подери, — подумал он, — чего ему ночью не спится, — и поднял трубку телефона.
— Товарищ Берия, — раздался в трубке голос Поскребышева, — товарищ Сталин просил вас доложить ему по делу номер сто.
— Прямо сейчас? — спросил его Берия и голос его ослаб, стал сипящим. — В какое время доложить?
— Не знаю, — сказал Поскребышев и положил трубку. — Вот тебе, сука, задачка на размышление, — улыбнулся про себя секретарь Сталина.
Кабинет Абакумова. Генерал решил проверить состояние молочных желез у молоденькой телеграфистки, настраивавшей его аппаратуру. Внезапный звонок вызвал спазм правой руки, держащей молодую девичью грудь. Девушка вскрикнула от боли, а генерал-полковник Абакумов встал, одернул на себе китель, застегнул его на все пуговицы и строевым шагом подошел к телефону.
— Товарищ Абакумов, — раздался в трубке голос Поскребышева, — товарищ Сталин просил вас доложить ему по делу номер сто.
— Прямо сейчас? — спросил его Абакумов и голос его ослаб, стал сипящим. — В какое время доложить?
— Не знаю, — сказал Поскребышев и положил трубку. — Вот и тебе, сука, задачка на размышление, — улыбнулся про себя секретарь Сталина.
Монгол оказался чукчей
— Собственно говоря, — сказал профессор своим детям, — я не планировал собирать вас так рано, не дожидаясь окончания войны, но с легкой руки Савандоржа, инкарнировавшего в неизвестность моих сыновей, мне пришлось организовать их поиски, и вот мы все здесь. Давайте-ка спросим у Савандоржа, чего это ему вздумалось водить билом по краям медного котелка. Давай, колись, монгольский чукча.
— Он действительно чукча? — удивился лейтенант Метелкин.
— А что такое чукча? — спросил штурмфюрер фон Безен.
— Начальник, а ты, однако, как меня расколол? — спросил Савандорж.