Смотрю на тебя

Получилась ничья: два-два. Но только потому, что прозвенел звонок, предупреждающий о закрытии института…

Наш контакт продлился недолго. Оказалось, что бездушный секс не увлекает меня. А студент, почувствовав моё охлаждение, не счёл нужным напрягаться в попытках вернуть мой пыл, вероятно, он вышел на тропу охоты за новыми самками.

* * *

Когда с этим студентом у меня всё закончилось, я рассказала Антону, что попробовала заглушить одиночество вот таким вот способом… Он взбесился, ещё не дослушав до конца мою историю.

Так и не признав, что это была тривиальная ревность, Антон вскоре оставил Жанну и снова поселился у меня.

* * *

Вадим тоже взбесился. На что я ответила, что никогда ни от кого не потерплю никакого пресса.

В конце концов, мы помирились.

Он показал мне несколько рассказов, написанных за прошедший год. Они были замечательны! Лаконизм и ёмкость его любимого писателя без тени подражательства. И невероятная изобретательность в сюжетах.

Я заботилась о Вадиме с прежним пылом. Но между нами пролегла трещина.

Он уезжал с уверенностью, что в мой дом больше не вернётся, хотя ничего определённого не произошло. Возможно, думала я, подошёл естественный конец нашей с ним истории…

Ближе к концу службы он написал мне спокойное письмо, краткое содержание которого было буквально таково: я всё понимаю, это жизнь, тебе не в чем себя винить, спасибо за всё.

Я плакала, а Антон уговорил меня съездить к Вадиму.

* * *

Мы провели три дня и три ночи «полных страсти и тоски».

Сначала Вадим едва не отправил меня тут же назад, в Москву. Я сказала, что не уеду до тех пор, пока мы всё не обсудим. Тогда он согласился на короткий разговор: он изложит мне свои аргументы, а я, если сочту нужным, выскажу свои возражения.

Но когда мы остались наедине, что-то растаяло… или расцвело. Мы навёрстывали полтора года разлуки и десятидневный его отпуск, потраченный на объяснения и попытки вернуться к прежним отношениям. Прежние отношения вернулись сами собой. Я поняла, что люблю Вадима… Нет, не то… Это я всегда знала. Я поняла, что никогда не смогу сделать выбор между ним и Антоном.

— Ты вернёшься в наш дом, — сказала я, в наш общий дом.

— Хорошо, — сказал он.

— Обещаешь? — я вцепилась в него глазами, руками, всем своим существом.

— Обещаю, — сказал он.

Четырнадцать лет тому назад

Вадим сидел на своём обычном месте между окном и холодильником, а я хлопотала, накрывая на стол. Мы были спокойны. Радость встречи улеглась и пропитала воздух.

— Как Антон посмотрит на это? — Спросил Вадим.

— Ты уже однажды задавал мне этот вопрос. — Улыбнулась я и провела по его коротко стриженым волосам, они приятно щекотали ладонь. — Всё решено нами обоими. Если у тебя есть разговор лично к Антону, дождись вечера. Ешь.

Он принялся есть с тем же тщетно скрываемым аппетитом, что и когда-то давно, когда пришёл взглянуть на предложенную ему комнату.

Смотреть на мужчину, с удовольствием поглощающего пищу, для меня так же приятно, как наблюдать его наслаждение женщиной. Это так же чувственно. Во мне поднялось возбуждение. В конце концов, передо мной сидел возлюбленный, по ласке которого я страшно соскучилась…

Он поднял на меня глаза, и взгляд его замутился. Он отложил вилку, вытер рот салфеткой и поднялся.

Мы лежали на диване в гостиной.

Что-то не позволило нам пойти в спальню, в которой мы обитали с ним почти четыре года, и где сейчас было место Антона. Отправиться в бывшую комнату Вадима тоже оказалось бы двусмысленно…

Конечно, мы не обсуждали этого, когда вышли из кухни, едва сдерживаясь, чтобы не броситься друг на друга тут же, где застало нас желание. Возможно, диван просто оказался первым попавшимся на нашем пути удобным местом.

К вечеру ближе Вадим сказал, что поедет за вещами на вокзал и вернётся к приходу Антона.

Моё шестое чувство шепнуло мне, что это конец, он не вернётся. Но я не послушалась его: слишком пылкой была встреча, и слишком хорошо я придумала, как мы будем жить все вместе, втроём.

Он позвонил через час и сказал, что уезжает навсегда.

Я кричала что-то про его учёбу, что он может не любить меня, но не имеет права губить свой талант, и в том же духе.

Он молча выслушал мою истерику, потом сказал «прощай» и повесил трубку.

* * *

Я услышала о нём лишь десять лет спустя, когда уже не могла бы его видеть: на очередном Московском Международном Кинофестивале его фильм стал лауреатом. А потом в Берлине взял главный приз.

Часть четвёртая

Я

— Ты женат? — спросила я и тут же крикнула: — Нет! Молчи. — И добавила спокойней: — Я не хочу знать. Пожалуйста, не говори ничего об этом.

Он промолчал. Я увидела его улыбку.

Мы ехали сквозь ночь на джипе — ну конечно, какая же ещё машина могла быть у него!

— Скажи мне правду: права я или мне мерещится… я иногда вижу свет, который приближается, а потом исчезает. Это фары встречных машин? Или фантомы в моём сознании?… Только скажи правду!

— Хорошо, — ответил он, — я скажу правду.

Я сняла очки. Он положил свою ладонь на мою. Машина шла ровно — нынешние дороги всё же совсем другое дело, чем то, что мы знали прежде…