Смотрю, слушаю...

— Бывает! — скромно вздыхает Игорь Игоревич.

— Ля-ля-ля-ля… Ало! Как вас… назвать? Вера? Знакомая? Сейчас посмотрю. У него совещание было. Может, здесь еще. — Людочка опять зажимает трубку. — Говорит, знакомая Вера.

— Вера? — Игорь Игоревич морщит лоб. — Вера… Неужели та? Да нет, не должна. Вера! Подожди, Людочка. А не подсвистывает эта Вера? Павловский, тот говорит женским голосом, как артист. Я ему сеялку обещал. Ту, что Виталию Витальевичу снарядили. Ну-ка спроси что-нибудь, Людочка, а я послушаю голос…

— Ало! А у вас есть время подождать его? — Людочка, сияющая, довольная собой, подставляет трубку Игорю Игоревичу.

В трубке: «Конечно, подожду, он мне очень нужен».

— Бросай! Бросай! Нет его! — замахал руками Игорь Игоревич.

— Нет, говорят, его. Искали, не нашли.

Когда растерянная Людочка положила трубку, Игорь Игоревич разразился смехом:

— Уже и этот научился женским голосом говорить, Железнов! Слышите? Железнов научился говорить женским голосом. «Конечно». «Очень, очень». Провести меня вздумал! Да я его «очень» за тыщу километров узнаю.

Насмеявшись вволю, дав так же насмеяться и приятелю, и Людочке, Игорь Игоревич становится торжественно серьезным:

— Меня не так просто провести!

— Да, — соглашается собеседник. — У тебя талант!

— У меня на всякий талант талант! — поощренный, любуется собой Игорь Игоревич, но не забывает и товарища: — Так досказывай, что же дальше…

— А! — вспоминая, закатывается друг. — Раскупориваю я, значит…

Но опять звонит телефон, самого интересного не дает досказать, проклятый!

— Ну, дорогой, у тебя от звонков с ума сойти можно!

— Не говори! От одного отобьешься, тут другой, — вздыхает Игорь Игоревич. — Но это не иначе мой клиент. Не иначе Виталий Витальевич. Он обещал груш привезти. У них там груши — мед!..

Но Людочка протягивает трубку, испуганно округляет глаза:

— Из райкома. Вас.

— Из райкома? Меня? — Игорь Игоревич подхватывается, как от удара, ловит трубку дрожащей рукой: Слушаю. Да, здесь. Никуда. Я ведь отчет делаю. А что вы хотели? Что?.. Железнов? Это Железнов говорит?.. Ну, знаешь… Очень рад, очень рад… Что? Секретарша?.. Ну она же не знала, по какому делу, милый!.. Я же готовлю отчет, не хотела беспокоить… Да, да… Заезжай. Двигатель? Конечно, есть! Ну, зачем сразу в райком, милый?.. Я же сказал… Заезжай. Заезжай…

Игорь Игоревич положил трубку и повернулся, вспотевший, точно из бани вышел.

— Купил-таки!.. И всегда так… Со всех ног бежишь, думаешь, что правда…

— Да… — вздыхает приятель, чувствуя неловкость за оплошавшего друга. — Ну ты не расстраивайся, Игорь Игоревич. Бывает. Да и то сказать…

— Ну, еще бы! — говорит Игорь Игоревич. — Уж на что я не так просто брошусь на удочку, а и то не сразу даже голос узнал… Купил так купил!..

За урожай

— Стой! Стой! — закричал Липченок, выскочив из лесополосы. — Стой, Микола, кому говорят!

Задорожный затормозил.

— Подкараулил-таки я тебя, землячок! — обрадовался Липченок.

— Что такое? — Задорожный спрыгнул с трактора.

Огромный, в пышущем жаром комбинезоне, он казался вдвое больше Липченка.

— Отдохни маленько. Покури.

— Некогда раскуривать, — сказал Задорожный. Однако закурил. — Так за каким дьяволом тебя понесло в такую даль?

— Это все твоя кукуруза? — спросил Липченок.

— Звена моего. А что?

— Глаза завидущие! — пропел Липченок. Захарлал!

— У нас в звене еще и пшеничка есть, — довольный, отозвался Задорожный. — И подсолнухи. Тысяча гектаров всего.

— А сколько тыщ народу в колхозе? — сказал с хитрецой Липченок. — Что им делать, когда так землю загребать?

— Как что? На фермах дел сколько! А строительство развернулось! — говорил Задорожный. — А за садом ухаживать! В прошлом году с уборкой не управились, сколько гранклету и яблок пропало!

— Гранклет пропал? — Липченок на минуту задумался и стал поспешно обуваться. — Гранклету нельзя пропадать, это ты дело сказал. Гранклет — фрукта добрая. С гранклету такая штука получается, пальчики оближешь!

— Вон ты куда гнешь! — засмеялся Задорожный. — Не бросил, значит, своего?

Липченок стрельнул покрасневшими глазками, заныл, подтягивая голенище сапога:

— Рассохлись, проклятые. Прямо ноги отламываются!

— Сидел бы дома, старухе помогал, — смеялся Задорожный. — Зачем было тащиться по жаре?

— Я затем пришел, что сил моих нет смотреть, как вы над землей измываетесь.

— Как это измываемся? — обиделся Задорожный.

— А вот так! — кричал Липченок. — Сколько смотрю с горы, специально на Казачью влез, вы все гоняете трактора, джигитуете без головы. И так сушь стоит, а вы еще земли утрамбовываете!

— Не утрамбовываем, а рыхлим, батя. Чтобы не трескалась и влага не уходила. — Задорожный легонько подтолкнул Липченка к прицепу. — Глянь, какие рыхлители поставили, лапчатые.

— Нужно не землю ковырять, а делать, чтоб дождички шли.

— Что ж нужно делать? — сдержанно улыбался Задорожный. — Подскажи.

— Колдуна нужно поливать — вот что! — выпалил Липченок.

— Какого еще колдуна?

— Э… — сказал осуждающе Липченок. — Шемигона-то помнишь?

— Ну…

— Он же колдун был! Я-то знаю! Теперь нужно только крест расшатать и поливать с Урупа. Может, урожай спасем.