Дело было так. С разведотрядом я отправился в сторону Петрова моря, так назывался один из глубоких заливов Адриатики, врезавшийся таким себе фьордом в земли Далмации. Стояла весна 93-го. Шли мы из Республики Книнская Краина, с ее западных рубежей. А там у Петрова моря у республики находился передовой форпост. Где-то у меня были фотографии того похода: цветные, яркие. Но во-первых, на фотографиях меня нет, есть только солдаты, с которыми я делил тяготы этого перехода. Во-вторых, я эти фотографии затерял. При такой неспокойной жизни, как моя, не потерять бы голову до срока, не то что фотографии или тексты. Догадываюсь, что фотографии сгинули в cave, то есть в подвале флигеля моего друга Мишеля Бидо в Париже. Когда Мишель уехал в Таиланд и после трех месяцев не объявился, его сын сдал флигель бывшему сержанту Иностранного легиона. Эта тупая военщина, сержант, стал растапливать камин книгами и рукописями. В первую очередь в огонь полетели мои тексты, так как были на незнакомом языке. За ними последовали книги и, видимо, фотографии… Мишель – ярый путешественник. Он объездил всю Индию на мотоцикле. На Мишеля я не сержусь. Что взять с лунатика, а вот эта сука из легиона… Короче, канули мои фотографии того похода.
Мы не только шли через горы, мы еще несли им боеприпасы. Бойцы сидели там, в укреплении из камней. Говорят, оттуда видна Италия, что не так уж и удивительно, если учесть, что Адриатика в этом месте узкая – километров двести. Мы несли им боеприпасы, и если на мою долю пришелся символический рюкзак с несколькими минами для миномета («минобасач» по-сербски), то сербские бойцы были нагружены, как крестьянские волы при уборке урожая. Тоже минами и патронами. Мы останавливались пару раз перекусить в пути, но на самом деле спешили, потому что должны были попасть на форпост до наступления темноты. Ночью мы не смогли бы передвигаться. В путь мы отправились с рассветом.
С нами шел проводник – тощий высокий пацаненок четырнадцати лет. У него был, как у взрослого, автомат, одет он был в короткие ему камуфляжные брюки. На голове – черная шапочка. Проводник был строгий, неразговорчивый и шел быстро. Еще с нами шла девушка.
Горы в тех местах очень красивые в это время года. Цвел орешник и другие, неизвестные мне плодовые деревья. Цвели и все неплодовые, потому что весна. Восхитительно пахла вся эта зеленая масса. И чем больше мы удалялись от наших позиций, тем меньше оставалось признаков войны. Дело в том, что фронта как такового в этих безлюдных горах не было. Территорию контролировала Республика Сербская, никаких городов и даже городков там не имелось. Хорваты имели там, ближе к побережью, гарнизоны в нескольких селах, но сидели они тихо и не высовывались.
Когда удушье началось, я даже не понял, что началось. Я только понял, что мне тяжело идти, тяжелее, чем ранним утром. Но так как приступов у меня не было с 1990 года, я отнес свой сбой энергии на счет усталости. Все-таки рюкзак с минами – это не рюкзак с одеждой и продовольствием. Хотя мне дали самый небольшой. Горная тропа то взбиралась вверх, обходя непроходимую пропасть, то шла вниз. Я смотрел на носки своих испанских ботинок (продавец обуви в Париже сказал мне, что это ботинки испанского Иностранного легиона, оказывается, есть и такой), разглядывал камни вдоль тропы, наблюдал, чтобы отвлечься от тяжести рюкзака, за штанинами впереди идущего солдата. Внезапно я понял, что впереди идет наша девушка. Одновременно до меня дошло, что я тащусь последним и что у меня возобновилась астма. Трудно было сказать, отчего она возобновилась. Вчера я допоздна пил холодное вино с сербами. Из такой себе с виду кастрюльки с ушами. Кастрюля вмещала в себя литра два. Ее пускают по кругу стоя, пока не исчерпается вино. Тогда ее наполняют заново, если есть чем наполнять. Ну как индейцы курят свои трубки мира, пуская их по кругу, или хиппи курят свои джойнты марихуаны, так сербы празднуют дружбу групповым поглощением вина из кастрюльки. Может быть, вино было слишком холодным? С астмой никогда не знаешь, что спровоцирует приступ. Ибо астма – заболевание психосоматическое. То, что женские светлые носки мелькали впереди меня на тропе, выбиваясь из камуфляжных брючин, меня расстроило. Получалось, я иду за женщиной. Я решил, что после привала обгоню ее.