закрывай лавочку. Только одна надежда есть: у нас в веселой Англии праведники что-то не
заживаются. - Он взглянул на Шекспира повеселевшими глазами. - Ну а вы надолго к нам?
- Насовсем, - ответил Шекспир.
- Вот как? - удивился хозяин и в первый раз посмотрел на своего гостя как-то по-
настоящему.
- Да вот так, - ответил Шекспир уныло и сдержанно, - именно так!
Помолчали.
- Нехорошую весть вы мне сообщили, мистер Виллиам, - сказал наконец Волк
печально и просто. - Лондон для меня будет пуст без вас.
- Ну что там! - отмахнулся Шекспир. - Знаете, какие парни там будут работать вместо
меня?
Он говорил о Флетчере и Бомонте - двух модных драматургах, поступивших в
"Глобус" еще семь лет назад.
- Да, не ожидал, не ожидал, - повторил Волк задумчиво. - И что же, Бербедж вас
отпускает?
- А-а! - поморщился Шекспир. - Вы думаете, это все те же времена, когда в театре
только и были я да Бербедж? Нет, теперь все не то. Меня и слушать не хотят.
Тут хозяин даже улыбнулся.
- Шуточки! Кто же захочет порвать с вами после письма короля?
- Ах, это письмо! - Шекспир так рассердился, что даже выругался про себя. - Дорогой
мистер Джемс, - сказал он бешено и тихо, - этому письму уже семь лет, - это раз. Второе: надо же знать, что это за письмо и что в нем было, а этого никто не знает, но все кричат:
"Письмо короля, письмо короля!" И третье, самое главное: правда, король послал мне
письмо, но сверх этого его величество не даст мне ни шиллинга. Меня содержат такие же
простые люди, как вот вы, или старый Питер, или я сам. Это они бросают в медную
кружку свои пенсы, - значит, они хозяева и в них все дело. И я всю жизнь жил с ними в
ладу, потому что знал, что им от меня нужно. А сейчас вот не знаю, - значит, стал стар и
непонятлив. Да и вообще, скажите, может, наконец, человеку все надоесть?
- Конечно, если этому человеку шестьдесят пять лет... - сказал хозяин неохотно.
- Ну а если человеку сорок восемь, но двадцать пять лет он провертелся на сцене, тогда что? - спросил Шекспир сердито. - Ведь если мне сорок восемь, то Вену только
тридцать девять, а Бербеджу тридцать шесть.
- Все это не то! - досадливо сморщился хозяин, - Бербедж - актер, Бен - солдат. И вы
теперь только пишете, а не играете!
- Я пишу! Марло кончил писать в двадцать девять, а Грин в тридцать, - сказал
Шекспир, - а мне сорок восемь, и этого все мало! Эх, мистер Джемс, давайте тогда лучше
уж пить!
Волк быстро отодвинул бутылку.
- Хватит! Я не хочу с вами возиться всю ночь. Нет, вы говорите не то. Ваш
возлюбленный Марло и Грин были пьяницы и пропащие души. Поэтому одного зарезали, а другой сгорел от вина. А вы хозяин, джентльмен и благоразумный человек.
- Вот поэтому я и нагружаю свой фургон, что я благоразумный человек, - сказал
Шекспир, отдуваясь. - Именно поэтому. Вы же знаете, что такое "нагрузить фургон"?
Волк кивнул головой.
"Нагружал свой фургон" Шекспир уже дважды.
Первый раз - когда во время чумы парламент на три года закрыл все театры и актерам
пришлось ехать за границу, и второй раз, лет двенадцать тому назад, - когда в Лондоне
появились детские труппы. Успех их был потрясающий, и актеры не понимали, в чем
секрет. Все в этих театрах, все было как в настоящих, только хуже. По сцене двигались, неумеренно махая руками и завывая, карликовые короли, замаскированные крошечные
пираты, наемные убийцы, малюсенькие принцессы, рыцари, монахи, арабы и любовники.
Все, что полагалось по пьесе, дети проделывали до конца добросовестно, - они изрыгали
чертовщину, говорили непристойности, резались в карты, блудодействовали, убивали и
даже вырывали из груди сердце убитого, но ручка у убийцы была тонкая, детская, с
пальчиками, перетянутыми ниточкой, а из-под злодейски рыжих лохматых париков
светились чистые, то по-детски сконфуженные, то детски восторженные глаза; у блудниц
же были голубые жилки на височках, тоненькая, наивная шейка, и у всех без исключения -
звонкие, чистые голоса. Репертуар для детских трупп подбирался самый что ни на есть
свирепый - убийства, отцеубийства, кровосмешение, вызывание духов, но детские голоса
побеждали все - и кровь, и грязь, и блуд, зритель уходил из театра довольный и
очищенный от всей скверны. И тогда большие мрачные театры взрослых опустели.
Актеры закрыли их ворота на замок, забрали костюмы да и поехали искать счастья по
графствам. "Дети оттеснили всех, даже Геркулеса со своей ношей", - писал Шекспир о
"Глобусе". Вот именно тогда они и встретились, молодой Волк и молодой Шекспир.
- Ну что ж, - сказал Волк, подумав, - пусть будет так. Вы правы, "отцветают первыми
те цветы, которые зацветают первыми". Вы достаточно поработали - у вас два дома...
Шекспир сердито засмеялся.
- Вот в этом-то и все дело! Дома-то и тянут меня на дно. Юдифь говорит: "Ну, когда у
тебя не было за душой ни гроша и мы жили на матушкино приданое..." Вы слышите, "на
матушкино приданое"! Это все тетки Хатвей им вбивают в голову. Так вот, им понятно, зачем тогда я сунулся в клоуны. Ну что удерживает меня теперь, когда у меня есть деньги?
Ведь мы для них все клоуны - что я, что Бербедж, что король джиги Кемп, - разницы-то