Боже избави, конечно, но после он сам все поймет.
"Так что же это за актер такой? - подумал Гроу. - Во дворец его вызывают, с королем
он беседовал! Пайщик! Рескрипт! Дом двухэтажный. Дочка у него замужем за доктором!
Вспыльчив, с причудами! Не больно много среди актеров таких! Бербедж разве?" Он было
приоткрыл рот, чтобы спросить, но вдруг остро и болезненно подумал: ну что толку
спрашивать? Ведь от сестры все равно уходить надо! Это еще хорошо, что случай такой
подвернулся завтра она проснется, а его уж нет.
- Я не буду говорить ему под руку, - мирно согласился он, - я вообще не буду ему
перечить. Профессор Фенелл на лекциях фармакопеи нас учил: "Соглашайся со всеми
жалобами больного - и он согласится со всеми твоими прописями".
- Ну, ваш Фенелл, мягко сказать... - недовольно поморщился Холл. - Только избави вас
Боже вот от этого. Если он заметит, что вы ему подыгрываете, он вас перестанет замечать.
- А он это умеет, - усмехнулся Волк и взглянул на доктора.
Опять замолчали все. Холл сидел и думал, Гроу смотрел на него и тоже соображал: это
неспроста, что доктор решил позвать к больному его, совершенно неизвестного там
человека. Значит, он точно нужен доктору. Это хорошо!
- А самое главное - имейте в виду вот что, сказал доктор, - не верьте его простоте. Ни
один судья не прощупает вас так, как он. Вы и не заметите, как сами выложите все. Самое
трудное будет скрыть, насколько он болен.
- Скажите о семье, - тихонько напомнил Волк.
- Ну что говорить о семье? - нахмурился доктор. - Семья как семья! Достойная и
дружная семья! Все хорошо устроены. Болезнь главы - это большая скорбь для всех его
родных. А в городе сэра Виллиама любят и уважают. Не у каждого же хранятся письма
короля! - Он проговорил это все спокойно и скучно и с минуту просидел неподвижно, потом поднял голову и, смотря Гроу прямо в глаза, окончил: - Но в то же время надо
помнить: это же Стратфорд. Актеров в город вообще не пускают. В городе только одна
церковь, но каждый день она полна. А сэр Виллиам свой недуг нажил на сцене, дома не
бывал годами. В церковь заглядывал только мимоходом. Это не всем по вкусу. Особенно
женщинам!
- Понятно, - кивнул головой Гроу. После нескольких стычек с сестрой он на этот счет
вообще стал понимать очень многое.
- Ну вот, - кивнул головой доктор, - все такие разговоры доходят и до семьи, так что
предупреждаю: если дочери и жена вам сгоряча скажут не то, что нужно, не придавайте
этому чрезмерного значения.
- В общем, - вдруг вмешалась Джен, и он не узнал ее голоса, всегда ласкового, мягкого
и певучего, - хозяина в его доме не любят, и добром вас никто там не встретит.
- Н-да, - хмыкнул доктор, - н-да!
Наступила неудобная пауза. Все смотрели на Гроу и ждали, что он ответит, а он
молчал, и тут доктор поднялся.
- Ну что ж, - сказал он. - Вино выпито, час поздний, пора в постель. Ничего, все будет
в порядке, - повернулся он к Гроу, - я всех предупредил, что привезу своего ученика. За
больным нужен уход. Примут вас как родного, ручаюсь.
- Ну, ухода-то там хоть отбавляй, - грустно усмехнулась Джен. - Дочка, внучка, жена, сестра, племянничек. И все ждут, ждут! Только не вас, конечно, - обратилась она к Гроу...
Доктор вдруг бесшумно поставил на стол кулаки - не положил, а прямо-таки поставил
на стол два сильных, крепких докторских кулака.
- Гиппократ учит, - сказал он: - "... пусть около твоего больного постоянно дежурит
кто-нибудь из твоих учеников, ибо ты ничего не вправе поручить посторонним". По-сто-
ронним! А для меня все профаны около ложа больного - это посторонние, кем бы они ни
приходились. - Он положил руку на плечо Гроу: - Ну, молодой человек, если ехать, то
идемте спать. Завтра я вас подниму с петухами.
"Если бы не сестра, - подумал Гроу, - не ее проклятый бычина, послал бы я вас... А
что, если их и вправду послать, а?" И сказал обидчиво:
- А где же я лошадь возьму? Нет у меня лошади!
Он до сих пор помнит это утро. Когда он вышел из дому с сумкой, воздух был тонкий, острый. Высоко над головой стояла полная луна - желтая и светлая, как ночью.
Придорожные кусты только что пробуждались и сонно перещелкивались, зато грачи с
платанов и тополей около гостиницы орали вовсю. Волк запретил разорять гнезда.
Гроу постоял, подумал, потом пристроил сумку под лавкой у "Короны" и пошел к
колодцу. На свежем срубе стояло деревянное ведро. Вода в нем была со льдинками и такая
холодная, что, когда он сделал глоток, заломило у глаз. Ровно в семь, как было договорено, он постучал молоточком - он висел на цепи - в дверь "Короны". Не ответили. Он постучал
еще. Снова не ответили. Только лениво гавкнула и сейчас же со звоном и визгом зевнула за
дверью собака. Но тут появился поваренок и сказал, что его ждут, а заходить нужно с
другой стороны. Когда они вошли, доктор, уже свежевыбритый, в дорожном платье,
розовый и душистый, что-то быстро писал на полоске бумаги. Волк сидел напротив. Перед
ним была раскрыта Библия, он держал палец на какой-то строке.
- Да, было, было такое, - спокойно говорил доктор, - я-то, конечно, не помню, но отец