Смуглая леди (сборник)

Юрий Домбровский

Новеллы о Шекспире

СМУГЛАЯ ЛЕДИ

Только глупец может считать стратфордского Шекспира автором "Гамлета" и "Короля

Лира"…

(Из одной старой книги о Шекспире)

По единогласному заключению ученых,

Гулливер не что иное, как миф, легенда,

созданная простым народом, в виду его

склонности к чудесному и необыкновенному.

Гулливер не существовал никогда, а тот, кто

утверждает обратное, лишается звания ученого,

навсегда изгоняется из академии и предается

проклятию в "Ежегоднике".

Леонид Андреев, "Смерть Гулливера".

Глава 1. ТЕАТР

I

Ричард Бербедж, играющий преступного короля, пришел со сцены, снял на ходу

железные рыцарские перчатки и с размаху бросил их на дряхлый скрипучий столик.

— … с этой вашей пьесой-то!.. — сказал он крепко и очень искренне.

Все, кто сидел в уборной, переглянулись, — таким Бербеджа видели впервые, что-что, а

спокойствие он не терял никогда. Длинный малый в женском платье покосился на него и

встал с табуретки, уступая место.

— Да сиди, сиди! — приказал ему Бербедж раздраженно и милостиво. — Сиди, я еще

Билла буду ждать! Ax, черт! Ну уж, я ему на этот раз скажу одно слово… Да, скажу.

Он прошел и сел к другому зеркалу, нахохлился, погрыз большой палец и вдруг

раздраженно фыркнул.

— "Сборы, сборы!" — передразнил он. — Вот и сборы — два пенса да медная пуговица на

дне кружки! А то еще "сборы"!

Опять все переглянулись. Хотя, верно, сборов не было, но все знали — Бербедж

сердится все-таки не за это. Сборы-то сборами, а играть было тяжело и противно. Публика

слушала плохо, громко разговаривала, и раз чуть было не вспыхнула драка и пришлось на

добрых пять минут прекратить игру: в партере поймали воришку, и тот стал визжать и

вырываться. Поднялся шум. Но тут со сцены, где сидела чистая публика, вдруг поднялся

высокий молодой в голубом зимнем плаще с тремя золотыми леопардами и гаркнул

оскорбительно и громко:

— Эй, вы, милорды! Висельная дичь!

Ему ответили руганью, хохотом и свистом, кто-то даже запустил моченым яблоком, но

молодец был тоже не промах, он встал — а был он высок и хорошо сложен — молча обнажил

до половины шпагу, потом вытянул руку, сжал кулак и показал его партеру.

— Гы-ы! — длинно было засмеялся какой-то дурак, но в партере поняли и сразу же

замолкли. Тут пахло серьезной дракой, а то, пожалуй, и кровопролитием.

Шум замолк, и пьеса продолжалась, но Бербеджу-то все это было очень неприятно, он

играл плохо, с накладками, и чувствовал, что и зрители понимают, что он не в себе, а

мучительнее этого состояния для него вообще ничего не было. Теперь он сидел красный

от стыда, раздевался и был так зол, что вообще никого бы не хотел видеть: ни приятелей, ни театр, ни эту темную, скверно обставленную уборную, где все шатается и скрипит, ибо

все здесь сделано на скорую руку, — он сам был столяром и сыном столяра и в этих вещах

толк понимал. Кроме того, было еще и холодновато, со сцены через колючие доски дуло

так, что шевелились дешевые, реденькие занавески. Бербедж кончил раздеваться, встал и

тут в дверь вкатился пухленький, толстый человечек с очень румяным и ясным лицом.

— Уф, — сказал человечек и покачал головой, ведь еле-еле протискался. Его величеству

привет!

Он сам взял стул, сел на него верхом, вытащил платок и начал вытираться. Лицо было

потное и блестело.

— Еле-еле, — повторил он. — Там какого-то молодца потащили купать, говорят, что

кошелек срезал. А что это ваше величество не в духе?

Бербедж, когда увидел старика, сразу просветлел.

— Сплошной убыток, мистер Четль, — сказал он весело. — Это прибавка — одиннадцать

шиллингов на брата, кажется, все, что останется в кассе. Ведь это с ума сойти — играть

такую трудную пьесу, со столькими переодеваниями, за одиннадцать шиллингов на

человека. Где у него была только голова?

— У кого это? — спросил старик.

— Да все у него, у Билла. Понимаете, вчера приходят два каких-то джентльмена,

встречают Билла и спрашивают: "Что вы играете седьмого февраля?" Билл им отвечает:

"Ромео и Джульетту". — "Нет, играйте "Ричарда Второго". Билл говорит: "Это нам

невыгодно, сборы маленькие, пьеса уже давно не идет, половина зала пустая". А они

говорят: "Мы заплатим по одиннадцать шиллингов каждому участвующему". Ну, Билл и

настоял, чтобы отменили "Ромео". — Он вдруг опять помрачнел и выругался. — Знаете

почему? Нет! Меня-то не проведешь. Он там играет монаха. Роль-то маленькая, но у него

там строк сорок в самом конце, а он… Ну, в общем, ему теперь надо освобождаться

пораньше.

— О?! — покачал головой старичок, его глаза округлились от удовольствия. — Это какая

же? Неужели все та же?

— Ну! — ответил Бербедж с легкой улыбкой, снисходительной и чуть-чуть