Смуглая леди (сборник)

У него сразу же потеплело у глаз (это же беда — до чего он стал плаксив за последнее

время!), но он скрыл это, торопливо поцеловав ее в висок.

— И мне жалко, что мы так расстаемся, — сказал он. — Но Волк прав, пора кончать.

Случайная женщина и случайная смерть — две родные сестры.

Она возмущенно вскрикнула:

— Это, значит, я — случайная женщина?

Он мирно поцеловал ее опять в щеку, а потом быстро наклонился и стал беспорядочно

целовать ее руки — одну и другую. Это на время скрыло его лицо.

— Не сердись! — сказал он кротко и беспощадно. — Но когда человек проживет на свете

пятьдесят лет, с ним обязательно случится однажды что-то такое, что он вдруг поймет: все

встреченные женщины — случайность, а по-настоящему есть у него только одна старая и

некрасивая жена, та самая, которая сидит и, проклиная, терпеливо ждет его всю жизнь.

Вот только в ее кровати он и должен умереть, если хочет кончить по-порядочному.

— А я? — спросила Джен обескураженно. — Как же я-то, Виллиам?

Он пожал плечами.

— А ты навеки останешься в моем сердце. Без твоей любви мне было бы очень трудно, я даже не знаю, выдержал ли бы я эти годы. Ты не знаешь, какими они для меня были

тяжелыми. Но ты ведь вот меня не ждала, не проклинала, не отрекалась от меня по сто раз

в день. Ты меня только любила — и все. А любить в жизни — это все-таки, наверно, не самое

главное. Вот и получается, что ты возвращаешься к своему мужу и детям, а я иду к своей

старой злой жене и перезрелой девке — своей дочери, потому что они единственно близкие

мне люди. И оба мы с тобой с этих пор будем жить честно и лежать только в своих

кроватях, ибо, — он криво улыбнулся, — должны же исполниться наконец слова того попа из

соседнего прихода, который обручил меня с Анной. — Он улыбнулся. — Этот поп был хоть

куда — пьяница, грубиян, но людей видел насквозь. Он сказал тогда: "Парень, ты женишься

на богатой девке, которая старше тебя на семь лет. И я вижу уже, куда у тебя глядят глаза, -

ты гуляка, парень, и человек легкой жизни, но сейчас ты, кажется, уж налетел порядком, ибо у меня тяжелая рука, и кого я, поп, соединил железными кольцами, того уже не

разъединят ни люди, ни Бог, ни судьба". И вот так и получилось.

КОРОЛЕВСКИЙ РЕСКРИПТ

Глава 1

Эсквайру Саймонсу Гроу:

"Дорогой сэр! Обращаюсь к вам с великой и покорнейшей просьбой. Вот уже в

течение пятнадцати лет я занимаюсь историей смуты в нашем королевстве и в связи с ней

и жизнью короля-мученика. Мой труд начинается с описания детства его величества при

дворе венценосного отца его, короля Британии, Шотландии и Ирландии — Иакова 1.

Правда, я не имел возможности работать в королевских архивах, но зато все труды его

величества — теологические, политические, философские, демонологические и

эгзегетические — я проштудировал с величайшей основательностью. Это-то и дает мне

некоторое — пусть слабое и обманчивое — право надеяться на то, что светлый образ короля-

философа в моей книге предстанет перед потомством в подобающем ему свете и величии.

Увы, сэр, должен сознаться, что сердце мое сейчас не весьма спокойно. Слишком уж часто

на уроках (я преподаватель латинского и греческого) приходится приводить школярам

слова великого Флакка, что уж третье поколение рождается и живет в пламени

гражданской войны! Да избавит же нас Бог от этого! Именно по этой причине я решил на

склоне лет своих откинуть школьную ферулу и взяться за перо. Я хочу, пользуясь словами

Спасителя, отвести слепцов, следующих за слепым поводырем, от поджидающей их

бездны. Только объяснив все это, я могу наконец изложить свою просьбу.

Мне стало известно, что полвека тому назад вы, сэр, будучи лекарским учеником,

стояли у смертного одра некоего актера и сочинителя масок Уилиама Шекспира. Этот

актер за несколько лет до своей кончины был почтен личным письмом его величества, а

затем и длительной аудиенцией наедине. Как и следовало ожидать, беседа с монархом

оставила неизгладимый след в загрубелом сердце лицедея. Вскоре после этого он покинул

подмостки и уехал на родину, чтобы провести последние годы в мирных трудах и

размышлениях. Вот это чудесное преображение я и хотел бы с соответствующими

комментариями внести в свой труд. Однако никаких подробностей и даже подтверждений

этого факта, который к тому же отрицается весьма многими, я не имею.

Ничего существенного не дало мне и знакомство с собранием пьес покойного,

выпущенных посмертно его сопайщиками. Это беспорядочное и утомительное

нагромождение непристойных, грубых и кровожадных зрелищ, большей частью

списанных у древних (со смешной важностью или невежеством издатели именуют их то

трагедиями, то комедиями). Но если столь безмолвны сочинения-покойного, то не

открылись ли его уста в предсмертный час? Не поведал ли он в ту пору кому-нибудь из

близких самое дорогое достояние свое — сокровенную сущность беседы с королем-

мыслителем? Утверждают также, что мистер Шекспир весь остаток жизни тщательно

хранил и даже прятал от своих близких письмо его величества, а после его смерти оно

вообще пропало. Но так ли это? Нельзя ли предположить, что драгоценнейший