Смута

Она ухватила меня за руку и сдернула с кровати с такой силой, что я по инерции чуть не врезался в дверь. Мило улыбнувшись, она накинула рубашку, похожую кроем на мою, одним движением впрыгнула в брюки, обтянувшие её стройные, длинные ноги и скромно произнесла:

— Дочь леса готова.

Едва поспевая за решительно шагавшей по коридорам Тэйни, я на ходу отдавал распоряжения приготовить тренировочный зал и вызвать Олега Гавриловича. В конце концов, проще один раз проучить строптивую дикарку, показав ей истинный уровень её мастерства, чем убеждать многословными речами, которым она все равно не поверит!

Недовольный Черкасский уже поджидал нас в зале. Увидев Тэйни, он недоуменно изогнул бровь, но не стал ничего говорить, дожидаясь моих пояснений. Поняв из моего сбивчивого рассказа, чего я от него хочу, он нахмурился, оценивающе оглядывая дикарку.

— Не думал, что придется стать решающим доводом в вашем споре с женщиной, — криво усмехнулся Олег Гаврилович и жестом пригласил ее на площадку.

Спустя пару минут я с отвисшей челюстью смотрел потрясенно на открывшуюся моему взору картину. Замерев в немыслимой позе, Черкасский распластался на полу, удерживаемый жёсткой хваткой тонких девичьих рук. Невозмутимо глядя на меня, Тэйни, чье дыхание даже не успело сбиться за скоротечный бой, скорее, впрочем, походивший на избиение, звонко поинтересовалась:

— Убить?

Глава 20

С трудом собравшись с лихорадочно скачущими мыслями, я с деланным спокойствием произнес:

— Отпусти.

Пожав плечами, Тэйни разжала руки и отступила на шаг от взъерошенного Черкасского, что вскочил, нервно сжимая кулаки. Наряду с неимоверным изумлением, я испытал и некоторое злорадство — впервые я увидел своего мучителя, что безо всяких угрызений совести гонял меня до седьмого пота, растерявшим всю свою невозмутимость и самообладание. Отдышавшись, он с недоумением посмотрел на индианку и покачал головой:

— Не может быть… Это просто невероятное стечение обстоятельств. Должно быть, я просто оступился, иначе… Нет, не может быть!

И он решительно занял оборонительную стойку, жестом призвав индианку нападать. Девушка вопросительно взглянула на меня. Усмехнувшись, я легким кивком дал ей понять, что не возражаю против повторения схватки.

Обманчиво медленным движением Тэйни приблизилась к пружинисто покачивающемуся противнику и вдруг взорвалась вихрем стремительных ударов. С немалым трудом архимаг отражал их, но было заметно, что дается ему это ценой огромных усилий. Внезапно девушка мягко отпрыгнула, мне показалось, что её глаза странным образом выцвели, наливаясь искристой желтизной… По-кошачьи изогнувшись, она непривычно низким голосом пророкотала:

— Я — крадущийся в тени… Я — тот, кто таится во мраке за твоей спиной… Я слышу каждую твою мысль, маг… Я чую запах твоего страха!

Я с оторопью понял, что именно этот голос я слышал, когда стоял перед комнатой индианки. Взвившись в невероятном прыжке, Тэйни исчезла. Что я, что Черкасский суматошно завертели головами, пытаясь понять, куда делась девушка. Заметив, что Олег Гаврилович сосредоточенно прищурился, я понял, что он всматривается внутренним зрением в колебания эфира. Спустя пару минут он широко распахнул глаза, и по плескавшемуся в них недоумению, переходящему в страх, мне стало ясно, что его попытка провалилась. Внезапно за спиной растерянного мага сгустились тени, мелькнуло гибкое тело дикарки, и в доли секунды Черкасский вновь оказался на полу в уже знакомой позе.

Тэйни подняла на меня пугающие звериной желтизной глаза, с усилием моргнула… И я с облегчением увидел, как её взгляд обрел привычный цвет беззвездной ночи.

— Отпустить? — полуутвердительно произнесла она. Преодолев оцепенение, я молча кивнул. В этот раз Черкасский поднимался медленно, рассматривая девушку с непонятным выражением на лице. Подойдя ко мне, он тихо, с каким-то благоговением произнес:

— Это просто невероятно! Когда она исчезла, я не чувствовал вообще ничего, никаких колебаний эфира! Словно она пропала совсем. А когда она возникла позади меня, повеяло такой мощью!.. Я не был готов, совершенно…

Вдруг позади нас раздались редкие хлопки ладони о ладонь, заставившие нас непроизвольно вздрогнуть. Обернувшись, я увидел сестер, прислонившихся к стене у входа в зал. На бедных личиках, ещё носивших следы перенесенного тяжелого недуга, было хорошо заметно такое же злорадство, что немного ранее испытал и я.

— Вы зачем поднялись с постели? Вам ещё нужно лежать, набираться сил! — с укоризной протянул я, с тревогой всматриваясь в их изможденные лица. Но Елизавета слабо отмахнулась и с ехидцей в голосе парировала:

— Уж не тебе, братец, рассказывать, сколько надо отлеживаться! Самого, помнится, и дырка в боку не особо удержала на мягких перинах!

Потом она посмотрела на Черкасского и пропела медовым голосом:

— О-олег Гаврилович! Как мы рады снова встретиться с вами! Особенно приятно отметить, что вы по-прежнему в отличной форме…