— А я сказал, не бывать этому! — разгневанный канцлер Российской империи упрямо выпятил подбородок и острым взглядом прожигал дыру в испуганно попятившемся от него князе Тараканове. На протяжении последней недели всесильного, но обычно выдержанного и скупого на эмоциональные высказывания Громова будто подменили. На заседании Высшего Совета он гнул одну непримиримую линию — против министра образования. В любом вопросе, касалось ли дело контракта на поставку формы для учеников приходских школ или приезда иностранных студентов в Высшую Академию магии для обмена опытом, Владимир Алексеевич занимал позицию, прямо противоположную той, что высказывал Валентин Михайлович. Иногда мне казалось, что если Тараканов осмелится утверждать, что солнце греет, а снег холодный, Громов с пеной у рта ринется доказывать обратное…
Вот и сейчас, после обсуждения вопроса о заключении торгового соглашения с Англией на поставку сукна для пошива военной формы, канцлер упрямо рубил идею на корню, и скорее всего потому лишь, что исходила она от представителей партии, к которой причислялся и Валентин Михайлович. Но более всего меня удивляло то, что моя супруга, взявшая за правило присутствовать на заседаниях Высшего Совета, лишь недовольно поморщилась, но не кинулась на защиту экономических интересов своей родины, а легким кивком выразила одобрение воинствующе потрясающему руками Громову. Происходило что-то, причины чего я не мог уразуметь, и это раздражало меня безмерно! К тому же, состояние князя Тараканова вызывало во мне определенные опасения. Из пышущего здоровьем толстячка с благодушным выражением лица он превратился в пародию на самого себя. Некогда румяные и круглые щеки обвисли, придав ему сходства с английским бульдогом, дополняло это сходство и печальное выражение, поселившееся в глазах министра в последние дни. Можно было предположить, что связано это с неожиданно развязанной канцлером негласной войной, но, не выдержав однажды очередной порции моих настойчивых расспросов, Валентин Михайлович признался, что не это тяготит его… Оказалось, пропал Пётр. Я не верил своим ушам. Лишь недавно он делился последними новостями от сына, что проходил послушнический искус в одном монастыре где-то под Москвой. Как и Ивана, Тараканова-младшего печальные события прошлого года сильно изменили. И если брат Даши решил бороться с очеловеченным злом, то Пётр ударился в религию… Каждый по-своему справлялся с пережитым потрясением — я изучал тонкости политических игр, Иван ловил злодеев, Пётр искоренял светом веры ростки зла в людских душах… Но как можно было пропасть из монастырского убежища, куда не было доступа посторонним, за пределы мощных стен которого было затруднительно выйти даже на короткое время без разрешения отца-настоятеля? К моему удивлению, моя попытка предложить помощь, предоставив лучших дознавателей для поиска моего друга, ввергла Валентина Михайловича в какое-то исступление. Многословно, но крайне бессвязно он пытался объяснить, что это может лишь усугубить ситуацию и навредить пропавшему, что здесь нужен особый подход и этим уже занимаются специалисты… Решив не спорить с потерявшим от беспокойства способность рассуждать здраво отцом, я все же отдал втайне кое-какие распоряжения и со дня на день ожидал новостей.
Кстати, подобная необходимость скрытого расследования без привлечения официальных структур навела меня на мысль, что пора заняться вплотную созданием Тайного Сыска, службы, идея которой смутно брезжила в моей голове давно. И оформилась окончательно, когда, наблюдая за тренировками гвардейцев с Тэйни, Светлана Оленина нерешительно поинтересовалась:
— Алексей Владимирович, а как вы смотрите на то, чтобы и кое-кто из моих девочек взял пару уроков у индианки?
Сначала я вытаращился на неё, пытаясь сообразить, каким таким солнцем ей голову напекло среди зимы. А потом, внимательно взглянув, как изящно и легко длинноногая Тэйни с громким стуком роняет на пол кряжистых мужиков, задумался. Сообразительные, красивые, да еще и обладающие убойной боевой техникой племени из Ангомы девушки — это уже не просто фрейлины, это безотказное и грозное оружие! Тайное оружие в моих руках, исполняющее мою волю и стоящее на страже интересов Императорского рода.