Новый царь рассчитывал, что содержание его грамот понравится подданным и все они с готовностью согласятся ему служить. Однако стремительные перемены многих насторожили. Все прекрасно помнили, как долго примеривался к «шапке Мономаха» первый выборный царь Борис Годунов, как долго не решался переехать в царский дворец, хотя, в отличие от Шуйского, он был единодушно избран на представительном Земском соборе и потом многократно умолен толпами подданных. Недоумение вызывала и история с воцарением и свержением самозванца: почему бояре возвели на престол явного обманщика и авантюриста Гришку Отрепьева, почему позволили ему почти год править страной и полностью истощить царскую казну на подарки польской невесте и ее многочисленным родственникам?
Бояре в своих грамотах, отправленных в тот же день, пытались объяснить случившееся. По их версии, монах-расстрига связался с бесами и «на государстве учинился бесовскою помощию, и людей всех прельстил чернокнижеством». Разоблачить лжеца удалось только В. И. Шуйскому, поскольку он являлся «Божьим избранником», познавшим истину от самого Творца. Подобному толкованию, конечно, могли поверить только совершенно темные и несведущие люди. Большинство же задавало боярам новые вопросы и требовало доказательств того, что Бог и истина на стороне Шуйского.
Чтобы как-то выкрутиться, бояре и новый царь заставили мать царевича Дмитрия Марию-Марфу Нагую публично выступить перед москвичами с разоблачением Гришки Отрепьева. Бывшая царица с готовностью поведала собравшимся о том, что всегда знала о самозванстве «царя Дмитрия», но боялась говорить об этом публично. Из-за крепкой стражи только однажды ей удалось раскрыть истину боярам. Так же поступил и ее брат Михаил с родственниками. Настоящий же царевич Дмитрий давно умер и погребен в Угличе.
Однако словам царицы-инокини мало кто поверил. Ведь москвичи хорошо помнили ее торжественную встречу с мнимым сыном в селе Тайнинском. Если бы тогда из ее уст прозвучал хоть один намек на ложность «Дмитрия», тот тут же был бы растерзан тысячами собравшихся. Но Марфа-Мария лишь изображала необычайную радость от встречи с вновь обретенным «сыном». Слушавших удивляло и то, что для разоблачения понадобился почти год, хотя для этого достаточно было одного публичного выступления — ведь ей, как матери настоящего царевича Дмитрия, поверил бы любой. Многие приходили к выводу, что Марфа Нагая умышленно лгала, покрывая обманщика, поскольку тот вызволил ее из ссылки, устроил в монастыре царское житье и возвысил ее родственников.
Такими же лгунами были и бояре, осыпанные милостями самозванца. Для своего оправдания им пришлось сочинить сказку о колдовских чарах и бесах, якобы помутивших их разум.
Не вызывает сомнения, что придуманная боярами история о воцарении самозванца была рассчитана на совершенно невежественных и суеверных людей, живших вдали от столицы. Немало лжи было и в их рассказе о свержении Лжедмитрия. В разосланных по стране московских грамотах ярко и образно описывалось всеобщее восстание против лжецаря, во главе которого встал отважный князь Шуйский. В полном вооружении на боевом коне тот якобы ворвался в Кремль и убил проклятого еретика и обманщика. После этого народ провозгласил его героем и освободителем и единодушно избрал новым царем. При этом, как писалось в грамотах, не обошлось и без веления свыше: именно Бог открыл Своему избраннику истину о самозванце, Он вдохновил на битву с ним, а потом внушил людям счастливую мысль посадить Василия Ивановича на царский трон. По этому поводу бояре писали:
«Прося у Бога милости, митрополиты, архиепископы, епископы и весь Освященный собор, а также и мы, бояре, окольничие, дворяне, дети боярские и всякие люди Московского государства, избрали всем Московским государством того, кому Бог изволил быть на Московском государстве государем. И всесильный в Троице славимый Бог наш… объявил государем великого государя царя и великого князя Василия Ивановича, всея России самодержца, государя благочестивого».
Чтобы внушить к себе доверие и симпатию у простых людей, Шуйский стал активно настаивать на своей богоизбранности в борьбе с еретиком и колдуном, описывая в грамотах страдания от злобных происков коварного лжецаря. На самом деле самозванец всегда благоволил к нему и лишь ненадолго выслал из столицы за организацию неудавшегося дворцового переворота, хотя любой другой государь за это преступление непременно казнил бы бунтовщика.