Смута на Руси. Выбор пути

Несомненно, Сигизмунд был хорошо осведомлен о ситуации в Москве. Верные ему люди постоянно курсировали между его лагерем под Смоленском и столицей, поэтому во время переговоров с русскими послами он всячески демонстрировал свое нежелание выполнять условия, согласованные в договоре с Жолкевским. В вопросах выбора веры, по его мнению, Владислав должен был быть свободен; никто не вправе указывать, на ком ему жениться; он может беспрепятственно переписываться с любым адресатом и так далее. Сам Сигизмунд отказывался отойти от Смоленска под предлогом того, что городской гарнизон держит сторону Лжедмитрия II.

Наконец, после всевозможных отговорок и проволочек, 15 октября 1610 года король заявил, что отпустит сына в Москву только тогда, когда в государстве будет покончено со смутами. Для наведения порядка он готов предоставить войска, которые должны войти в главные российские города. По существу это означало, что Россия должна была согласиться на добровольную оккупацию.

Патриотически настроенные бояре не могли согласиться с таким предложением. Среди членов Смоленского посольства начался раскол. Одни соглашались признать своим государем Сигизмунда и были готовы выполнить все его требования, другие категорически возражали, заявляя, что после присоединения к Польше Русь лишится национальной самостоятельности и независимости. Все знали, что именно это произошло с великим княжеством Литовским, когда оно в 1569 году заключило унию с Польским королевством.

О сложностях в переговорах с королем узнали и в Москве. Среди членов правительства тоже возник раскол. Самым ярым противником воцарения Сигизмунда стал патриарх Гермоген. Он не слишком одобрял и кандидатуру Владислава, но был готов ее поддержать при условии принятия королевичем православия. В противном случае патриарх вообще отказывался вести с поляками какие-либо переговоры. На сторону Гермогена перешли и некоторые «седьмочисленные» бояре, в частности князья А. В. Голицын и И. М. Воротынский.

Их критика в адрес короля стала известна А. Гонсевскому, и за боярами был установлен особый надзор. Тушинский казначей Ф. Андронов, желавший выслужиться перед Сигизмундом, тут же принялся писать доносы на членов правительства. В составленный им «черный список» попали: князья и бояре И. С. Куракин и Б. М. Лыков, окольничий Д. И. Мезецкий, стольник В. С. Куракин, В. И. Бутурлин, А. П. Львов, Г. Ф. Хворостинин, И. Н. Одоевский-младший, кравчий С. В. Прозоровский, постельничий И. Г. Одадуров и многие другие служители двора и дьяки. Андронов надеялся с помощью короля избавиться от недругов и посадить на их место своих людей. Иногда ему это удавалось. В конце концов в руках бывшего торговца кожами оказалась сосредоточена вся царская казна, которой он начал распоряжаться по собственному усмотрению. Даже бояре не осмеливались одернуть всесильного временщика, решавшего все дела вдвоем с А. Гонсевским.

Следуя примеру Андронова, некоторые представители знати стали лично обращаться к Сигизмунду с различными просьбами: выпрашивали чины и новые земельные владения и строчили кляузы на недругов. Король, желая всем понравиться и плохо разбираясь в'делах русского двора, почти никому не отказывал и щедро раздавал свои милости. Так, боярин Ф. И. Мстиславский за верность и преданность получил самый высокий боярский чин конюшего, Ю. Н. Трубецкой и И. М. Салтыков стали боярами, Ф. Ф. Мещерский, И. В. Головин, Ю. Д. Хворостинин и В. А. Звенигородский добились окольничества, А. Ф. Мосальский выпросил чин кравчего, И. Н. Чепугов — ясельничего, И. Р. Безобразов — ловчего, Г. Г. Хрипунов — думного дворянина, И. Чичерин — думного дьяка. Семнадцать человек получили деньги и поместья. К Сигизмунду обратилась даже бывшая царица Марфа Нагая с просьбой дать ей на содержание земельные владения. Но получить их она так и не успела, поскольку в 1611 году умерла.

Словом, очень многие люди желали извлечь для себя выгоду из создавшегося положения. Судьба родины и православия их интересовала в гораздо меньшей степени, они верили обещаниям короля, изложенным им в грамотах, отправленных в Москву:

«Хочу кровь христианскую унять, государство утишить, прежнюю недружбу между русскими и поляками обратить в любовь, прежние войны — в покой и тишину».

Истинные планы Сигизмунда III относительно Российского государства были совсем иные. О них известно из его переписки с Папой Римским и некоторыми европейскими монархами, которую он вел в 1611–1612 годах. Так, главе католической церкви король писал, что истинная цель его похода на Русь — распространение католической веры среди «диких и нечестивых северных народов». Он утверждал, что «война предпринята для искоренения ересей и расколов, для безопасности и защиты государства. Все предпринятое сделано на пользу святой католической церкви». Сигизмунд заверял Папу, что будет вводить католичество во всех своих новых владениях.