Смута Новейшего Времени или Удивительные похождения Ивана Чмотанова

            Кривокорытов не оценил нового штриха, а даже расстроился. Он шёл по служебному подземному ходу в отвратительном расположении духа.

           Но когда он лёг и мимо пошли тысячи людей, он вновь преисполнился важностью задачи и подобрел.

            Всё шло хорошо.

            В полдень с последним ударом курантов Кривокорытов ощутил неудобство в левой ноздре. Постепенно осозновал он причину. Невыстреженный волосок щекотал в носу. Тихо, но губительно, с каждым вздохом приближая страшное, Роберт собрал в кулак весь профессиональный опыт актёра. О, если бы можно было почесать нос рукой. Ведь и раньше бывали подобные случаи. Роберт вспомнил, как нужно было зарыдать, когда положительная героиня в одной пьесе провалилась в сортир и утонула. И он закрыл лицо рукавом из бутафорского шёлка и превратил гомерический смех в трогательный плач.

            Волосок шевелился. Рушились города, кричали женщины, свергались правительства, и весь земной шар объял огонь новой мировой войны.

            Фокстрот по радио оборвался.

            — Аллё, аллё, Кривокорытов! — раздался голос Начальника безопасности.

            — Что это Вы задумали?

            Кривокорытов напряг железную волю актёра.

            — Бросьте Вы эти штучки! — загремел Начальник. Неумолимо приближался миг предательства Родины. В голове Кривокорытова помутилось, он раздулся, как лягушка. Земной шар сошёл со своей орбиты и неотвратимо падал на раскалённое солнце.

            — Ап-чхи!

            — Я тебя расстреляю, собака! Продажная шкура! Фашист! — орал Начальник в подушке фальшивой мумии. Актёр понял, что всё кончено. С воем он вскочил на четвереньки, запрыгал, рыдая, под стеклом.

            Ударившись головой о крышку, падая, Кривокорытов каблуком распорол перину, и гагачий пух затопил хрустальную гробницу. Актёр бился в застеклённом пространстве, словно гусь в пухощипательной машине.

            Оцепенение посетителей длилось вечность. Страшным рёвом взорвались сошедшие с ума. Толпа бросилась к саркофагу.

            — Воскрес! Воскрес!

            — Задохнётся!

            — На помощь!

            Чудесная весть, словно ток, пронизала очередь. Народные массы хлынули в склеп, повалив и растоптав охрану. Вмиг была сорвана крышка. Под вой и хихиканье сумасшедших, затравленно глядя, выпрямлялся Кривокорытов.

            — Воскрес! — орали кругом и плакали, хватаясь за полы тёмнооливкового френча.

            Офицер Шолкин побледнел и протискался в каморку с телефоном. Он отрапортовал о случившемся Генеральному секретарю и, деловито поглядев на часы, застрелился.

            Охрана, залёгшая под голубыми елями, встревожилась гулом и бегущей толпой.

            — Наверное, мятеж. — Решил майор Разумный. Он долго пытался дозвониться до начальства. Никто не подходил к аппарату. Чувство одиночества сдавило сердце майора. Он подумал, что Кремль взят, вспомнил о своей ответственности и скамандовал:

            — Рота! Рассеять мятежников!

            Застучали пулемёты из-под елей. Стрельбу услышали на крыше ГУМа, на Спасской и Покровском соборе, и поддержали Разумного. Ударили крупнокалиберные, из древних бойниц со стены били из карабинов и автоматов.

Генеральный секретарь плакал, как мальчик, рвал телефон, вызывая с окраины танковую дивизию.

            — Самозванец...! — кричал он и тёр кулаками глаза. — Гад несчастный!

            Дозвонившись к Слепцову, побежал по гулкому коридору, сзывая товарищей по классовой борьбе. Споткнулся, упал на ковёр и втянул голову в плечи, решив, что сзади на него бросился десант мятежников. Но в коридорах никого не было. Бросился по лестнице. Распахнул неприметную дверь кабинета для совещаний. Выпучивая глаза, застыл: на окнах, прицепив ремни к защёлкам фрамуг, висели Начальнили искусства и безопасности.

            — Караул! Убивают! — закричал Генеральный секретарь, отступая задом и не отрывая глаз от конвульсивно дёргавшихся ног соучастников.

                                   *  *  *

            — Скажи! Слово скажи! — выла толпа.

            «Сказать, что случайно здесь - убьют!» — вспыхнуло в мозгу Кривокорытова. Медленно, как во сне, поднял он правую руку, простёр её над толпой.

            — Товарищи! — начал актёр. — Да, я воскгес. Может быть, вгагам габочих и кгестьян это покажется вздогом, небылицей. Нет, воскгесение меня отнюдь не опговегает учения Магкса. На том свете я часто мучался тем, что многого не довегшил, не пгедусмотгел. Как вы знаете, электгон неисчерпаем. И атом тоже. Использовать все возможности, собгать все силы, - это задача, котогая по плечу только тому, кто готов отдать все силы пголетагиату. И вот я сгеди вас, догогие товагищи. Сообща мы одолеем все тгудности, всех бюгокгатов!

            Кривокорытов кончил, и в наступившей тишине отчётливо проступила пальба.

            — Что это? — спросили в толпе.

            — Кое-кому теперь не поздоровится! — раздался истерический крик. — Мы не дадим в обиду нашего Ильича!

            — Впегёд, товагищи! — обрадованно воскликнул Кривокорытов.

            Толпа хлынула к выходам. Актёр, пятясь, приподнял крышку служебного входа. Торопливо шагнул - мимо ступеньки - и с грохотом провалился в подземелье. Тяжёлая лепёшка чугуна, захлопнувшись, долго гудела над лежащим в беспамятстве самозванцем.

                                   *  *  *

            Генерал Глухих сразу разгадал манёвр генерала Слепцова, двинувшего танки в столицу. «Ага! Вот тебе и хунта! Врёшь, не проедешь!» — подумал он, но позвонил Слепцову.