…Комиссар Михаил Жадов, пригнувшись за баррикадой, глядел вслед тонкой фигурке в коротком пальто, что медленно шла сейчас по ничейной земле, высоко подняв над головой белую тряпку.
Ограда сада, чёрная решётка, была кое-где опрокинута, в одном месте замер подбитый броневик, пытавшийся, судя по всему, протаранить преграду. Возле него застыл убитый — в тёмной куртке рабочего.
С той стороны не стреляли. И вообще вокруг Таврического дворца внезапно наступила какая-то нехорошая, ждущая, сосущая сердце тишина.
Ирина Ивановна аккуратно перебралась через поваленную ограду. Облетевшие кусты безжалостно порублены топорами — здесь расчищали сектора обстрела.
— Я пришла с миром! — крикнула она громко, и слова эти показались ей самой такими странными, нелепыми и наигранными. — Позвольте приблизиться! Не стреляйте!
— Мы не стреляем в парламентёров, — вдруг раздался звонкий и совсем молодой голос. — Спускайтесь к воде… Ирина Ивановна!
Она вздрогнула. Белая тряпка едва не выпала из рук.
Однако к каналу она спустилась, в неглубокую выемку, не скрывавшую её даже и до пояса.
С той стороны среди деревьев появились одна за другой три фигуры в шинелях, ловкие, гибкие. Не выпрямляясь, скользнули со своей стороны к урезу воды.
— Не бойтесь, Ирина Ивановна, — сказал один из новоприбывших. — Вы можете сюда, к нам… тут доски под водой, мы устроили… Федотов, тяни, Сашка!
Они втроём потянули за скрытую в палой листве верёвку. Из-под воды и впрямь появились хитро притопленные доски скрытого мостика.
— Идите к нам, не бойтесь! — повторил говоривший.
Ирина Ивановна перешла молча, по-прежнему высоко поднимая белую тряпку.
На том берегу её ждали — три молодых безусых юнкера. «Павлоны», первый год.
— Здравствуйте, Ирина Ивановна, — вежливо сказал один из них, снимая фуражку.
— Здравствуйте, Леонид, — проговорила она каким-то неживым, совершенно искусственным голосом. — Леонид Воронов. Не ожидала встретить вас здесь, господин юнкер.
— А наших здесь много, Ирина Ивановна, — легко ответил Воронов. Был он весь тонок, высок ростом и на вид казался даже хрупким; однако винтовка лежала у него в руках как влитая. — Далеко не все на юг ушли. Да, — он обернулся к своим молчаливым товарищам, — прошу любить и жаловать. Мадемуазель Ирина Ивановна Шульц, моя учительница… в Александровском корпусе. Ещё прошлой весной на уроках у вас сидел, Ирина Ивановна… и экзамен выпускной сдавал…
— Представьте же своих друзей, — прежним неестественным голосом сказала Ирина Ивановна.
— О, простите. Это Юра Кевнарский, из Полтавского корпуса, а это — Иван Бурмейстер, из Омского. Мы тут, так сказать, за начальство.
— Что вы делаете у… у этих? — вдруг чуть ли не грубо перебил товарища Бурмейстер — низкий, коренастый, с рябоватым лицом и решительным взглядом. — Как вы… почему вы — с ними?
«Эти» и «с ними» у него получились почти ругательствами.
— Та-ак! Господа юнкера, это, во-первых, долгая история, а во-вторых, к тому, что я должна вам сказать, касательства не имеет, — голос Ирины Ивановны зазвенел привычным металлом.
— Пришли, чтобы предложить нам сдаться? — мрачно бросил Кевнарский.
— Нет, не сдаваться. Но… послушайте меня! — Ирина Ивановна прижала руки к груди. — Таврический дворец окружён. У Временного собрания нет сил даже на то, чтобы его удержать, не говоря уж о том, чтобы очистить город от большевицких отрядов. Немецкие добровольцы… не вмешиваются. Они договорились с Петросоветом. Будут выжидать. А сюда сейчас подтянут артиллерию — на прямую наводку… сколько вас здесь, господа юнкера? Сотня? Две? А вокруг дворца против вас — тысяч десять, это самое меньшее. И… я бы поняла, защищай вы Государя. Но этих… они же изменили присяге! Это гнусные мятежники, смутьяны, хуже любых бомбистов!.. Зачем вам умирать за них, мальчики?!
— Мы не мальчики! — немедленно вспылил Бурмейстер.
— Леонид был моим учеником совсем недавно, — парировала Ирина Ивановна. — И… из вашего ведь возраста другие в Павловское училище тоже попали, так?
— Так. Стёпка Васильчиков, например. Там, за пулемётом, в готовности, Ирина Ивановна.
— Очень хорошо. Тогда слушайте меня внимательно, господа юнкера. Я устрою так, чтобы все вы отсюда бы вышли. И даже с оружием.
— Даже с оружием? — насмешливо перебил Бурмейстер. — Чтобы сбежали? Забыли присягу? Долг?
— Ваш долг, Иван, защищать Государя, — медленно и холодно проронила Ирина Ивановна. — Государя, а не этих предателей. Не этих изменников. Вы разве не слышали, что я говорила?
— Царь это всё допустил, — отвернулся Бурмейстер. — Говорят, что и от престола отрёкся. За что ему и скрыться дали. Он, небось, уже кофий в Баден-Бадене пьёт. А нам за него умирать? Временное-то собрание, как-никак, депутаты Государственной Думы!
— Вот «Петросовет» этот — настоящие мятежники! — поддержал Кевнарский.