— Константин Сергеевич! — ужаснулась Ирина Ивановна.
— Вы не помните, чем
— Куда?.. — несмотря ни на что, проныл Нифонтов.
— В Смольный, куда же ещё, — пожал плечами Две Мишени.
…Бывший институт благородных девиц, само собой, не спал. Здесь горели костры в сквере, стояли броневики, толпились люди с оружием, но особенного порядка не чувствовалось. В здание то и дело вбегали какие-то люди, кто-то требовал на входе мандаты, но на самом деле строгого контроля не существовало. При этом в Смольный тянулись целые вереницы людей, которые, казалось бы, никак не должны были присутствовать в легендарном «штабе революции»: шли рабочие, солдаты, офицеры, юнкера, какие-то гражданские, хватало и женщин[18]
.Две Мишени с непроницаемым лицом шёл прямо ко входу, Ирина Ивановна по другую сторону, трое кадет — меж ними.
— Что бы ни случилось, — сквозь зубы цедил Константин Сергеевич, — вы, господа кадеты, чуть что — падайте на пол, старайтесь укрыться за мебелью. Вы ничего не знаете. Попадётесь — ничего не отвечайте, молчите, если профессор Онуфриев прав — нас не удержат здесь никакие стены. Всё понятно? Падайте и лежите!
— Мы тоже можем стрелять! — возмутились дружно Федя Солонов и Петя Ниткин, Костик мрачно отмолчался.
— Можете. Но не будете, — отрезал Две Мишени.
…Они вошли внутрь. Их никто не остановил, вооружённая толпа пребывала в странной, почти дикой экзальтации. Вспыхивали и разносились по этажам самые дикие известия, Фёдор Солонов-старший знал, что они дикие и не имеют ничего общего с реальностью, Фёдор Солонов-младший вообще к ним не прислушивался. Его просто трясло.
— Третий этаж… — услыхал он слова Аристова. — Нам нужен третий этаж…
Именно там, в коридоре, они впервые услыхали паническое:
— Товарищ Ульянов пропали! И Эйхе с ним!..
Весть покатилась, словно валун с горы. Кто-то попытался кричать, мол, не разводите панику, кто-то — да откуда вы это взяли; но люди в переходах и на лестницах Смольного замирали, вытягивали шеи, крутили головами; Две Мишени с тройкой кадет и Ириной Ивановной поднимались всё выше.
Профессор Онуфриев говорил — где там что было в точности, никто уже не скажет. Придётся ориентироваться на месте. Но что нужно на третий этаж — это так.
Наверное, только в эту ночь у них могло всё получиться. Вчера тут ещё не успели собраться все, кто должен был собраться. Назавтра охрана Смольного будет существенно усилена, на каждом углу, на каждой лестничной площадке и в каждом коридоре станут требовать «мандаты», но сегодня…
Сегодня тут царит хаос революции.
Все двери настежь, беспрерывно звонят телефоны — городская станция в руках верных ВРК войск, линии связи Зимнего уже отключены; не составляет труда понять, где именно «на третьем этаже» находится сейчас мозговой центр восстания.
Возгласы о «пропавшем товарище Ульянове» катились по зданию. Кто-то срывался с места, грохоча сапогами, бежал куда-то; кто-то уже распоряжался «послать самокатчиков»; но та самая «небольшая угловая комната», где «непрерывно заседал комитет», была уже совсем рядом.
Карта г. Гомеля, 1910 г. (фрагмент).
Однако именно на подступах к ней дорогу преградили трое «братишек», балтийских матросов в бескозырках без лент.
— Куда?! И чего с мальцами?!
— Имеем важные сведения для Военно-революционного комитета, — отчеканил Две Мишени. — Генерального штаба подполковник Аристов, явились служить трудовому народу!
— Какие ещё сведения? — балтийцы перегораживали им путь. Позади уже начал скапливаться народ, раздались нетерпеливые выкрики.
— Что у вас там? — из дверей высунулась фигура в круглых очках, с острой бородкой клинышком. Голос властный, привыкший отдавать команды.
— Подозрительных задерживаем, товарищ Троцкий!
— А подозрительных расстрелять, да и вся недолга, — нервно засмеялся Лев Давидович.
Он, конечно, шутил. Это все понимали; но один из матросов резко сдёрнул винтовку с плеча:
— Генерального штаба полковник, говоришь?.. А ну, иди сюда, щас проверим, какой такой ты полковник…
— Подполковник, — холодно поправил Две Мишени. Коротко взглянул на Ирину Ивановну, и она столь же коротко кивнула.
— Падайте! — выкрикнула она в следующий миг, выхватывая плоский дамский «браунинг».
Другой «браунинг», куда внушительнее, оказался в руке Константина Сергеевича.
Выстрелы загремели часто-часто, а кадеты, все трое, дружно, как учили, плюхнулись на пол.
Позади завизжали, завопили, завыли, но Ирина Ивановна уже развернулась, прикрывая Аристову спину, и маленький пистолет в её руке бил без промаха — по тем, кто попытался схватиться за оружие.
Федя Солонов, упав было ничком, тут же вскочил на четвереньки, выстрелы гремели над самым ухом, и падали, отскакивая от пола, стреляные гильзы.
Товарищ Троцкий, он же Лейба Давидович Бронштейн, сын богатых арендаторов, на миг застыл в дверном проёме. Острые глазки за стёклами очков вдруг расширились, рука дёрнулась к карману брюк (знаменитого френча он тогда ещё не носил), но Константин Сергеевич Аристов оказался куда быстрее.