Смута. Том 2

— В экспедиции, да, — строго сказала Мария Владимировна, но Юлька вдруг подумала, что как-то не слишком твёрдо она это произнесла, пряча неуверенность за показной строгостью. — Ты там был. Но для тебя, милый внук, это просто захватывающее приключение. Как там говорил Буратино? «Страшные приключения и ужасные опасности»? Вас, мальчишек, хлебом не корми, дай это пережить. А для меня, дорогой, это моя молодость. Детство. Улицы, что до сих пор помню. Вот и хочу хоть разок… снова на это всё посмотреть. Там ведь, милый мой, мои мама с папой живы. И я — маленькая — там где-то хожу. — Голос её дрогнул.

И наступила тишина.

— Так ведь я ж не могу так просто… по своему желанию… — пролепетала Юлька.

— Сможешь, — непреклонно сказала бабушка. — Талант твой пробудился. Теперь дело пойдёт, вот увидишь.

— Э, ба! Ты только смотри, там же всё равно не останешься! — проницательно выпалил Игорёк. — Обратно сюда вынесет!

— Вот и хорошо. К тому же, дорогой, если здесь время почти что стоит, пока ты там — так в моём возрасте это особенно важно. — Бабушка уже улыбалась. — Ну, а теперь — спать! Мы и так вас замучили.

Жизнь изменилась разом, круто и необратимо. Куда больше, чем после того, как в Юльке открыли это самое «чувствование». Паша, Миша, Стас, «Эн-Эм», как звали они профессора Николая Михайловича, бабушка — все трудились не покладая рук. Без конца заставляли Юльку лежать, обвешав всю её электродами. То и дело ей приходилось «мысленно открывать ворота», подробно представлять и вспоминать, «как оно всё было». Грелись паяльники, шипела канифоль, паялись новые схемы и одновременно выполнялись какие-то «темы», писались отчёты…

И так прошло лето.

И пожалуй, единственным, что стоило, по мнению Юльки, упоминания, стала новая её школьная форма — не из магазина, топорщащаяся, сидящая кое-как, а шитая на заказ у частного мастера, у Исаака Соломоновича, дородного и добрейшего, что возился с Юлькой так, словно предстояло ей в этой форме выходить самое меньшее на сцену Кремлевского Дворца съездов. И платье получилось на славу, Юлька в нём казалась сама себе настоящей принцессой. Дорогая шерстяная ткань, юбка длиннее обычной, в духе той самой гимназической формы (которую Юлька бы сама носила в школу, не отличайся она всё-таки от дозволенной), из-за хорошего материала складки на юбке выходили очень красивыми. И сидело платье как влитое.

Девчонки в классе от зависти лопнут.

А вдобавок на ногах у Юльки не стоптанные сандалеты, а кожаные туфельки на небольшом каблучке, ужасно стильные — чтобы уж совсем как принцесса.

…Так и наступил незаметно сентябрь. Вернулись в город, и Юлька уже чуть ли не по-хозяйски обосновалась в квартире Марии Владимировны и Николая Михайловича. И ей по-прежнему всё ужасно нравилось.

Нравилась своя небольшая комнатка, тихая и светлая. Нравились бесконечные ряды книг в библиотеке. Нравилась кухня с массой старинных вещей и вещиц, чудом уцелевших, как рассказывала бабушка, во всех революциях, войнах и даже в блокаде.

Кофемолка, отдельные мельницы для соли, перца и даже для сахара; ножи с костяными ручками, с инициалами «М.О.» в овале — бабушкин свадебный подарок («Тогда, в двадцатые, Юленька, ещё многое можно было, это после того, как НЭП прикрыли, оно-то всё и началось…»); Юлька охотно помогала с обедами и ужинами, ловко резала, чистила, месила. На коммунальной кухне так не поготовишь — там абы разогреть что-то побыстрее, да и сбежать.

В классе новое платье с туфельками, конечно, заметили — девчонки шептались по углам, мальчишки тоже поглядывали — так, с каким-то новым интересом. Один попытался было дёрнуть Юльку за косичку, но тут вдруг вмешался Игорёк:

— Оставь её. Машку иди дёргай.

— А то что? — подбоченился мальчишка.

— А то. Выходи после уроков махаться во второй двор. Выйдешь?

И такая угрюмая, но явственная угроза прозвучала в этих Игорьковых словах, что обидчик стушевался.

— Да чего ты? Я ж так… больно надо мне кого-то дёргать! — и отступил.

Сидеть с мальчишками за одной партой в Юлькином классе было не принято, но из школы они с Игорьком по-прежнему ходили вместе. Новым было то, что и в школу они теперь ехали вдвоём.

Классная это, конечно, заметила.

— Маслакова, а ты это что же… вы с Онуфриевым что ни день приходите?

Юлька покраснела, смутилась. Промямлила что-то, и спас её только звонок с перемены.

Вечером она всё рассказала бабушке.

— Вот как, — нахмурилась та. — Не волнуйся, милая, я этим сама займусь.

И занялась. Да так, что классная сама потом чуть ли не извиняться подошла:

— Юля, что же ты сразу не сказала, что твоя мама выполняет ответственное задание Родины на Крайнем Севере? Бабушка Игоря звонила директору.

— Так вы не спрашивали, Марь Иванна…

— Ну вот теперь спрашиваю. Тебе, значит, если что, то по домашнему телефону Онуфриевых звонить…

Уроки, однако, пролетали как в тумане. Юлька старательно учила (потому что Игорёк был твёрдым хорошистом, отставать было никак нельзя!), но поняла, что всё это стало просто фоном, надоедливой обязаловкой, которую надо волей-неволей вытерпеть, чтобы потом заняться настоящим.