Федя Солонов никогда не бывал в Харькове. Он просто крутил баранку грузовика, старательно следуя за головной машиной, что вёл сам Две Мишени. За их спинами дробно рассыпалась стрельба, часто-часто строчили пулемёты, окрестные дома, словно от ужаса, вздрагивали от близких разрывов.
Вокзальную охрану александровцы опрокинули быстро. Так же быстро и сноровисто сгрузили машины. Запрыгнули в кузова, подняли — по старой привычке — красное знамя. «Автомоторный отряд „Заря Свободы“», — невольно вспомнил Фёдор.
Промчались по Екатеринославской, что вела от вокзала к центру города. Можно было ждать засады на мосту через Лопань, однако несколько сбившихся там в кучу фигур в гражданском с винтовками наперевес даже не подумали останавливать набитые вооружёнными людьми грузовики под красным стягом. Никто даже не заметил, что на плечах у солдат — погоны…
Миновали Покровский монастырь, духовную семинарию, помчались по Сумской. За их спинами всё шире разворачивался бой, александровцы выпрыгивали из вагонов, широкой дугой штурмовых отрядов двигаясь параллельными улицами к центру. Кто-то из «рабочих дивизий», сообразив, что дело пахнет керосином, тотчас вспоминал, что дома остались какие-то важные дела; другие, однако, занимали позиции, как могли и как умели.
В штабе Южфронта число народа резко поубавилось. Разбежались и попрятались пишбарышни, прочий вольнонаёмный персонал. Куда-то исчезли военспецы, особенно среднего звена, и без того державшиеся тише воды ниже травы.
Телефоны штаба внезапно перестали работать, и Иона Якир, медленно положив на рычаг умерший слуховой раструб, повернулся к Павлу Егорову:
— Они взяли телефонную станцию.
— Значит, скоро будут здесь. — Егоров сидел возле стола, заваленного картами, разом ставшими и бесполезными, и ненужными, и курил, отрешённо глядя перед собой.
— Вставай, Пал Васильич. Уходить пора, дорогой.
— Уходи, Иона, коль хочешь. А я не побегу. От Купянска бежал, страха натерпелся… всё, больше никуда. Здесь останусь.
— Не дури! — обозлился Якир. — Беляков мы ещё расколошматим. Соберёмся с силами и расколошматим! Пошли, кому говорят?!
— Куда идти-то? И зачем? — бесцветным голосом сказал Егоров. — Их взяла, Иона… бегут солдатики, не стали насмерть драться за революцию нашу…
— Тьфу, пропасть!
Якир больше не тратил время. Схватил Егорова за рукав, рывком поднял на ноги.
— Застрелиться всегда успеешь. Я тебе свой заветный наган одолжу. С одним патроном. А сейчас пошли!.. Штаб только запалим, и…
— Не надо палить, — вдруг резко бросил Егоров. — Дом красивый, его весь Харьков знает.
— Так бумаги?!.
— Какие бумаги? Шифры я уже уничтожил. Сразу, как из Купянска вернулся и как нарком убыл. Тогда и ясно стало мне, чем дело кончится. Вот и уничтожил. А архив… да кому он нужен? Фамилии командиров беляки и так знают.
— Слишком многое они знают… — Они сбежали по роскошной лестнице на первый этаж. — Прав ты. Чёрт с ними, с бумажками этими. Пусть у Чека об этом голова болит.
— Эти-то небось первыми удрали…
Якир хмыкнул.
— Не любишь ты их, Пал Васильич…
— Не люблю, Иона. Я, как-никак, кадровый офицер. Но в Красную-то армию пошёл по убеждению, а не потому, что семья в заложниках! Я с беляками драться был готов и контру давить, но на фронте, а не в расстрельных подвалах!..
— О, гляди-ка, ожил, — усмехнулся Якир. — А то совсем было на тот свет засобирался. Давай, Пал Васильич, говорю ж тебе — беляков мы ещё расколошматим!.. А пока что надо спасти то, что ещё можно. Жадовский полк от Купянска отступил в полном порядке, надо его теперь из города вывести, так без толку только погибнет. И волынцев завернуть, Харьков они не отобьют. Беляки-то эвон как воевать стали! «Операции на окружение», кто о таком слыхал-то?..
— Такое разве что Суворову удавалось, ну и Кутузову при Рущуке, — заметил Егоров.
— Именно. Ну, раздумал стреляться, Пал Васильич? Вот и ладненько.
— А что товарищу наркому говорить станем, почему не обороняли Харьков «до последней капли крови и до последнего патрона», ты придумал?
— Товарищ Троцкий, в отличие от прочего ЦК, — усмехнулся Якир, — положение понимает. На людях он шуметь будет, лозунги выкрикивать. Иначе-то нельзя. А так-то все ж видят, Пал Васильич, что беляки и впрямь иначе воевать стали.
— На самом-то деле уже то, как они Южармию в Юзовке окружили, должно было насторожить…
— Именно. А Сиверс ушами хлопал, да и Шульц эта его тоже. Так и с Харьковом будет. Окружат, дороги перережут. И тогда поистине только геройски помирать. А я помирать без толку не хочу, Пал Васильич. Я ещё мировую революцию увидеть должен.
— Ну, смотри, Иона, — бледно улыбнулся Егоров. — А я вот не знаю. Как бы товарищ нарком нас с тобой к стенке не приказал поставить, «за сдачу пролетарского Харькова».
— Не поставит, — уверенно бросил Якир. — Договоримся и с наркомом…
Егоров пожал плечами, но больше ничего не сказал.
На улице их ждали кони. Отряд в полсотни всадников двинулся не на север, но на восток, избегая сдавливающей город петли добровольческих войск.