Смута в России. XVII век

Представители из Новгорода игумен Никольского-Вяжецкого монастыря Геннадий и князь Федор Оболенский с товарищами прибыли в Ярославль в 20-х числах июня 1612 года. В земских городах ходили списки «посланных речей» (в документе очень точно обозначена близость этих материалов к дипломатическим документам, но не совпадение с ними), из которых известно о результатах переговоров новгородского владыки Исидора и воеводы боярина князя Ивана Никитича Одоевского с собравшимися в Ярославле представителями «земли». Позиция «всей земли» была обозначена на переговорах князем Дмитрием Пожарским, соглашавшимся на принятие кандидатуры Карла-Филиппа в случае его перехода в православие: «хотим того, чтоб нам всем людем Росийского государьства в соединенье быть; и обрати б на Московское государьство государя царя и великого князя, государьского сына, толко б был в православной крестьянской вере греческого закона, а не в иной которой, которая вера с нашею православной хрестьянскою верою не состоится». Неудачный опыт с присягой королевичу Владиславу навсегда отучил московских людей от излишнего доверия к иноземным кандидатурам. Именно на этих переговорах князь Дмитрий Пожарский произнес известные слова, вспоминая участь послов под Смоленск князя Василия Васильевича Голицына и митрополита Филарета, отказываясь от организации посольства в Шведское королевство: «Надобны были такие люди в нынешнее время. Толко б ныне такой столп, князь Василей Васильевич, был здесь и об нем бы все держались; и яз к такому великому делу, мимо его не принялся; а то ныне меня, к такому делу бояре и вся земля силно приневолили. И видя нам то, что учинилося с Литовской стороны, в Свию нам послов не посылывати и государя на государьство не нашия православныя крестьянския веры греческаго закона не хотеть»[697]. С ответом об обязательном крещении в православие королевича Карла-Филиппа новгородские посланцы вместе с представителями ярославского земского совета Перфирием Ивановичем Секириным, Федором Кондратьевичем Шишкиным и подьячим Девятым Русиновым отправились в Новгород 26–27 июля 1612 года. В главном вопросе «совет всея земли» в Ярославле достиг согласия и это оправдывало, несмотря на высказывавшееся недовольство троицких властей, все стояние ополчения с начала апреля.

Завершая дипломатический сюжет истории ярославского ополчения, можно упомянуть еще об одной земской грамоте 1612 года, адресованной императору Священной Римской империи Рудольфу II Габсбургу. Она возникла не из необходимости выстраивания какой-то целенаправленной внешней политики земского движения, а из случайных обстоятельств, связанных с возвращением через Ярославль из Персии имперского посланника Юсуфа Грегоровича и немецкого переводчика Еремея Еремеева. Им была выдана грамота с целью повлиять на императора Рудольфа, чтобы он оказал влияние на Сигизмунда III, которого представляли едва ли не главным виновником всех бед, обрушившихся на Московское государство в связи с самозванцами и в нарушении крестного целованья. Вопрос о кандидатуре еще одного иноземного принца «цесарева брата Максимилиана» если и обсуждался в Ярославле, то в грамоте он не нашел никакого отражения. 20 июня 1612 года в Ярославле писали, что «стоим под Москвою другой год за правду и за свою землю». Н.П. Долинин, обративший внимание на эту фразу, истолковал ее как «признание участия казаков в общей борьбе за освобождение страны от польских захватчиков», однако речь, скорее, шла не о похвале казакам, а об осознании ополчением в Ярославле преемственности с предшествующим земским движением[698].