Смута в России. XVII век

Последняя фраза — самая важная из всего земского послания, призывавшего города к созданию нового «совета всея земли». Он и требовался в первую очередь для того, чтобы сначала избрать царя и только уж потом думать об освобождении Москвы и создании правительства. В действительности все произошло, как известно, по-другому. Но, не принимая во внимание того, что выбрать нового царя «общим советом» было целью ополчения князя Дмитрия Пожарского и Кузьмы Минина до прихода его под Москву, можно упустить из виду некоторые детали, становящиеся тогда необъяснимыми. Например, резкие обвинения Авраамия Палицына и троицких старцев, адресованные князю Дмитрию Пожарскому за промедление в движении из Ярославля к Москве. Пока в подмосковных полках поддерживали псковского самозванца «вора Сидорку, имянуя его бывшим своим царем», позиции нового движения была сильнее. Грамота 7 апреля 1612 года напоминала о прежних обещаниях князя Дмитрия Трубецкого (единственный раз когда он был упомянут) и Ивана Заруцкого, «чтобы им без совету всей земли государя не выбирати». Присяга Сидорке давала бесспорный аргумент для обвинения казаков и лишний раз напоминала тем, кого я ополчении хотели видеть в своих союзниках, об их общем враге: «хотя по своему первому злому совету, бояр и дворян и всяких чинов людей и земьских и уездных лутчих людей, побита и животы розграбити, владета бы им по своему воровскому казацкому обычаю». Особенный (и справедливый) гнев вызывало возвращение ненавистного имени «царя Дмитрия»: «Как сатана омрачи очи их! При них Колужской их царь убит и безглавен лежал всем на видение шесть недель, и о том они из Колуги к Москве и по всем городом писали, что их царь убит, и про то всем православным христаяном ведомо». При этом в ополчении ве забывали еще про одну опасность, исходившую от признания царем сына Марины Мнишек, и формулировали свою программу очень ясное «И ныне, господа, мы все православные християне общим советом, со слався со всею землею, обет Богу и души свои дали на том, что нам и воровскому царю Сидорку, и Марине и сыну ее не служити и против врагов и разорителей веры християнской, полских и литовских людей стояти в крепости неподвижно».

Осмысливая такие слова, написанные в грамоте, можно лучше оценить искренность призывов, обращенных к земским городам. Об очевидных целях послания, созданного в виду выборов нового царя, свидетельствует формуляр этого документа. После традиционных слов «и вам, господа, пожаловати», читаем то, что ждали от тех городовыж советов, которым адресовалась грамота: «советовать со всякими людма общим советом, как бы нам в нынешнее конечное разорение быта не безгосударным; чтоб нам, по совету всего государства, выбрата общий советом государя, кого нам милосердый Бог, по праведному своему человеколюбию даст». Для этого «земского совета» предлагалось присылать «к нам, в Ярославль, изо всяких чинов человека по два, и с ними совет свой отписати, за своими руками». Кроме того, земцы напоминали про то, как гости и посадские люди пожертвовали своим «имением» для обеспечения жалованьем «дворян и детей боярских смольян и иных многих городов». Однако та казна оказалась уже розданной, а все прибывавшим в ополчение людям, бившим челом «всей земле» о жалованье дать уже было нечего. Поэтому помимо формирования земского собора в Ярославле, в грамоте просили последовать нижегородскому примеру и «промеж себя обложить, что кому с себя дать на подмогу ратным людям». Собранную денежную казну просили прислать в Ярославль. В обоснование этого была создана универсальная формула русского патриотизма: «чтоб нам всем единокупно за свою веру и за отечество против врагов своих безсумненною верою стояти»[693]. Грамоту подписали собравшиеся в Ярославле бояре Василий Петрович Морозов, князь Владимир Тимофеевич Долгорукий, окольничий Семен Васильевич Головин (ближайший сотрудник князя Михаила Скопина-Шуйского в годы борьбы с тушинцами, он оказался в Ярославле после того, как был воеводою подмосковных полков в Переславле-Рязанском), князь Иван Никитич Одоевский, бывшие воеводы Первого ополчения князь Петр Пронский, князь Федор Волконский, Мирон Вельяминов. Все они приложили свои руки к грамоте даже раньше князя Дмитрия Пожарского и Кузьмы Минина. Среди других рукоприкладств на грамоте 7 апреля 1612 года находятся еще несколько десятков имен дворян, дьяков и «лучших» посадских людей, в том числе и упоминавшегося ярославского земского старосты Григория Никитникова.